По примеру фольклорных формул красна де́вица – деви́ца; мо́лода – молода́; мо́лодец – молоде́ц
можно менять его место ради шутки или какой-то выразительности: иду́т себе, и́дут – никак не придут; пе́тля – пе́телька; петля́, а иной раз совсем бесцельно: ро́вня, ровня́. При вроде бы единственно правильном берёста всё больше слышится береста́ и даже бе́реста. В деревнях и дачных посёлках Подмосковья можно услышать и прочитать в названиях улиц и переулков и про́сека (признано словарями), и просе́ка, просе́к первоначально «дорога, прорубленная в лесу»).Родить
– один из уникальных двувидовых глаголов без приставки и суффикса, даёт в качестве несовершенного роди́л, роди́ла, роди́ло, роди́ли и в качестве совершенного роди́л, родила́, роди́ло, роди́ли, а также роди́лся и родился́, родила́сь, родило́сь, родили́сь и допускаются роди́лось, роди́лись. Ещё более пестра акцентологическая картина в формах прошедшего времени и кратких причастий от глаголов совершенного вида с основой – нять (занять, отнять, перенять, принять, поднять, унять), дающих видовую пару с суффиксом несовершенности (занимать – занять) в отличие от изменять – изменить и большинства других.Страшно подумать, что было бы, если бы обязали проставлять ударение при письме и печати. Этот труд выпадает на долю составителей орфоэпических словарей и преподавателей языка, особенно русского как иностранного. Главный законодатель правильности – наша орфография – благоразумно отказался от фиксации столь сложного дела. Он уклоняется даже от узаконения обязательного (а не по желанию пишущего) написания буквы ё
, которого отчаянно добивался славный покойный «ёфикатор», как он сам себя любовно называл, В.Т. Чумаков.Прихоти акцентологии нравятся не всем и вызывают споры. Выбор места ударения в строении слова и его роль в произношении, конечно, не произвольны, просто лишь не познаны их определяющие законы созвучий в интонационно-звуковой гармонии. В академическом «Опыте общей грамматики русского языка» (СПб., 1852. С. 49–50) читаем: «Ударение, как биение сердца, есть органическое выражение жизни мысли с тончайшими её отливами. Речь без ударений мертва, бездушна, в ударениях обнаруживается живая природа языка. Самая разность в ударении оправдывается народною жизнью… Ударение, которое должно соразмерять окончания с корнями, начинает колебаться, становится непостоянным, своенравным… Врождённое чувство слуха требует гармонии и повинуется количественному отношению слов с первых слогов от средних как бы для уравнения частей (даже на предлог идти по́ воду
)».Многое, видимо, объясняется исторической утратой различия гласных по количеству. Параграф 79 цитируемого «Опыта…» посвящён кратким и долгим звукам, благодаря которым речь отличалась мерным течением, а потом стала «синтаксически беспомощно упорядоченной». В целом же, несомненно, существующие законы пока не познаны.
Широкое поле вариативных колебаний, каверзных и не всегда безобидных игр, затруднительно не только для иностранцев, но и для самих русских, не знающих, как лучше: в родных сте́нах
или стена́х, кури́т, мани́т, звони́т или ку́рит, ма́нит, зво́нит. Между тем такая причудливость даже устраивает некоторых людей, питает их вечное сомнение и желание найти недостижимый порядок: всегда можно поспорить, упрекнуть приятеля. Недаром В. Распутин как-то заметил, что «языку нашему чем чудней, тем милей».Услышав из уст В.В. Виноградова при́горшня
, я дерзко спросил: «Разве не приго́ршня?» В ответ услышал: «Надо узнать у вашего старшего друга Сергея Ивановича». Наверняка знал, что «мой старший друг» признаёт и то и другое! В замечательном «Опыте словаря-справочника» Р.И. Аванесова и С.И. Ожегова «Русское ударение и произношение» (М., 1955) написано: «…при́горшня и допустимо приго́ршня». Сегодня нормой считают и второе, и первое. При неуверенности следует обращаться к знатокам – кодификаторам данного момента. Тут к месту нельзя не вспомнить едва ли ни первый этого рода великолепный труд В.И. Чернышёва «Правильность и чистота русской речи» (М., 1910): в его эпоху, видимо, никто из образованных людей не говорил приго́ршня.