Язык текущего момента. Понятие правильности

Не премину рассказать ещё, как в юношеском задоре я спросил у С.И. Ожегова, почему по́дняли в словаре считается правильнее, чем подня́ли, а приня́ли вовсе не указывается, а только при́няли. Он хитро прищурился: «Да просто звучит приятнее». И добавил: «Скажу вам по секрету, только никому не рассказывайте, что если не уверены, как лучше, всегда выбирайте ударение ближе к началу: при́горшня, а не приго́ршня; пра́вы, а не правы́; с де́ньгами, а не с деньга́ми; зна́мение, а не знаме́ние; Тайная ве́черя

, а не вече́ря. И несомненно, я́годица, а не ягоди́ца». Чтобы не нарваться на издёвку, а собеседник был на это мастер, я побоялся спрашивать, почему в его словаре сказано: «мыта́рство (не мы́тарство)». Что до знаме́ние, знаме́нье, то мне и в голову не приходило, что так кто-то говорит, и лишь недавно прочитал в «Большом словаре русского языка» (под ред. С.А. Кузнецова. СПб., 1998), что это… тоже норма.

В силу своей свободы и подвижности русская акцентология составляет особо запутанный клубок противоречий, порождающий неопределённость в людских заботах при установлении нормы. Язык терпеливо сносит смену места ударения, пока сохраняется (для русских, привычных к таким подвохам и ищущих за ними смысловые различия)узнаваемость слова – чёткость ударной гласной и редукция остальных. Но при этом и русские нередко теряют возможность системно предугадывать нормативную правильность, колеблются и традиционно настроены на вопрос: «А всё-таки как это по-русски правильно?»

Рассмотрим три примера нелёгкого установления нормы, волнующих русских и, надо думать, затрудняющих иностранцев.

Петля, фольга, искра

Среди двусложных слов женского рода на – а/-я немногие, связанные с профессиональными сферами, имеют ударение на втором слоге (броня́, кирка́, межа́, фата́, фреза́, лыжня́) и с различным успехом прорываются в общую массу с ударением на первом. Идя против, казалось бы, системной тенденции, словари утверждают нормой лыжня́, указывая с запретом или допуском лы́жня. Во имя торжества культурно-педагогической традиции они даже не упоминают широко распространённое среди электриков и шофёров искра́.

Неохотно нормализуется петля́ под непреодолимым влиянием речи ткачей, циркачей, авиаторов, особенно в связи с героическим исполнением пилотом, штабс-капитаном П. Нестеровым мёртвой петли́ и популярностью велогонки «Тур де Франс» – большая петля́

, или модой на синтетические чулки, колготки, на которых то и дело поехала петля́. При этом устойчиво сохраняется и явно устаревает пе́тля, прежде всего во фразеологизме лезть в пе́тлю.

Слово фо́льга в значении «тончайшая плёнка из золота для ручного золочения» вышло из употребления с появлением гальванических приёмов и забвением самого предмета. Однако оно вновь появилось в общем языке как вторичное заимствование из речи металлургов уже с профессиональным ударением фольга́ – название алюминиевой обёртки для жарки или упаковки продуктов, обогатившей наш быт. Лишь немногие нынешние словари вообще вспоминают слово со старым нормативным ударением, помечая спец., устар.

Профессиональное ударение электриков и шофёров искра́, вопреки, казалось бы, системной тенденции, не получило прав нормы, и нормой остаётся сегодня старая и́скра

. Пример показывает взаимодействие динамики языка и культурной традиции.

Можно провести много примеров того, как структура социума «поправляет» динамику языка и осложняет работу кодификаторов. Юристы и судьи твёрдо стоят за при́говор и осу́жденный, моряки – за компа́с и Мурма́нск, горняки – за ру́дник и до́быча, художники – за ста́нковую живопись, а военные – за станко́вый пулемёт. В профессии – это закон, не соблюдающего закон не сочтут своим. За пределами профессии, кроме, пожалуй, судейских чинов и живописцев, сами профессионалы пользуются традиционной общей нормой: пригово́р, осуждённый, ко́мпас, Му́рманск, рудни́к, добы́ча, станко́вый.

Творог, пирог, сапог