Читаем Языковая структура полностью

Учебники не хотят обобщать даже того небольшого материала о модусах, который они сообщают при рассмотрении отдельных типов придаточных предложений. Так, например, читая главу о дополнительных придаточных предложениях, мы часто находим в учебниках указание, что модусы в этих предложениях употребляются такие же, какие в независимых предложениях. Казалось бы, такое важное сообщение уже само по себе должно было бы заставлять кое-что обобщать в проблеме различных типов модусов. Но этого обобщения здесь не производится. А далее, если мы перевернем несколько страниц греческого синтаксиса, то в главе об относительных предложениях тоже сообщается, что модусы здесь аналогичны модусам независимых предложений или такие же, как в дополнительных. Наше удивление растет еще больше, когда мы подобного же рода заявление встречаем в предложениях времени и в предложениях причины.

После этого сам собою встает вопрос: а не употребляются ли модусы во всех придаточных предложениях так же, как и в главных, и не зависит ли специфика в употреблении модусов отдельных типов придаточных предложений от причин совсем не принципиального характера, но, так сказать, местного и случайного характера? При изложении главы о предложениях опасения обычно, например, не говорится о том, что модусы здесь те же, какие и в главных предложениях. Однако многим ли отличается конъюнктив в предложениях опасения от обычного запретительного конъюнктива независимых предложений? В главе об условных периодах тоже не говорится об аналогии с модусами независимых предложений. Однако автор всякого учебника греческой грамматики не может не согласиться с тем, что из знаменитых четырех типов условного периода (на самом деле их, конечно, не четыре, а по крайней мере десятка полтора или два) реальный, футуральный, потенциальный и ирреальный – совершенно те же самые, что и в независимых предложениях; вопрос может возникнуть только о второй форме условного периода. Но и здесь футуральный конъюнктив сколько угодно употребляется в независимых предложениях, например, у Гомера.

Ползучий эмпиризм в изложении теории модусов, рассмотрение их только по типам предложений, игнорирование их как самостоятельной грамматической категории с бесконечным количеством подвидов, неучет модальной специфики греческого языка и причесывание его под современные общеизвестные языки, – все это приводит традиционную учебную литературу по греческой грамматике к полной невозможности разобраться в основных и существенных типах модусов и даже в тех из них, которые необходимы для самого элементарного изложения. И область эта настолько запущена, что в настоящее время было бы слишком самонадеянно обольщать себя иллюзиями относительно возможности построить сразу недостающую в науке типологию греческих модусов. От этой задачи мы в настоящей работе совершенно отказываемся, ограничив себя только одним-единственным разделением греческих модусов, без которого, как мы убедились, нельзя ступить и шагу в греческом синтаксисе модусов и без которого нельзя даже и приступить к упорядочению царящего здесь традиционного хаоса.

Это единственное разделение модусов, которое мы здесь пытаемся провести, тоже основано на использованном нами принципе отражения в греческом синтаксисе больше реальных связей самой действительности, чем формально-грамматической связи отдельных предложений. Действительно, если предложения мы разделили по объективной значимости выражаемых ими действий, то таким же способом мы должны делить и модусы, для того чтобы сопоставление каждого типа предложения с наличными в нем модусами тоже носило характер не только формально-грамматический. Подходя с этой стороны к типам модусов, мы находим следующее.

Модус есть выражение способа (типа, вида, формы, степени) осуществления действия. Но если ставится вопрос о способе осуществления действия, то среди всевозможных способов такого осуществления, с точки зрения объективной реальности, бросается в глаза прежде всего разная интенсивность этого осуществления. Об одних действиях можно сказать, что их интенсивность слабая, ограниченная одним данным действием, изолированная, когда действие рассматривается просто как действие же, как оно же само, независимо ни от каких других действий. Другие действия, наоборот, не остаются самими по себе в изолированном виде, не рассматриваются просто как таковые, а имеют ценность как начало других действий, как принцип становления и динамики, а не как принцип устойчивой непосредственности и статики. Другими словами, мы различаем модусы статические

и модусы
динамические. К первым мы относим индикатив и оптатив и ко вторым – конъюнктив и императив.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Во второй половине ХХ века русская литература шла своим драматическим путём, преодолевая жесткий идеологический контроль цензуры и партийных структур. В 1953 году писательские организации начали подготовку ко II съезду Союза писателей СССР, в газетах и журналах публиковались установочные статьи о социалистическом реализме, о положительном герое, о роли писателей в строительстве нового процветающего общества. Накануне съезда М. Шолохов представил 126 страниц романа «Поднятая целина» Д. Шепилову, который счёл, что «главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами», и сообщил об этом Хрущёву. Отправив главы на доработку, два партийных чиновника по-своему решили творческий вопрос. II съезд советских писателей (1954) проходил под строгим контролем сотрудников ЦК КПСС, лишь однажды прозвучала яркая речь М.А. Шолохова. По указанию высших ревнителей чистоты идеологии с критикой М. Шолохова выступил Ф. Гладков, вслед за ним – прозападные либералы. В тот период бушевала полемика вокруг романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», В. Дудинцева «Не хлебом единым», произведений А. Солженицына, развернулись дискуссии между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а затем между журналами «Молодая гвардия» и «Новый мир». Итогом стала добровольная отставка Л. Соболева, председателя Союза писателей России, написавшего в президиум ЦК КПСС о том, что он не в силах победить антирусскую группу писателей: «Эта возня живо напоминает давние рапповские времена, когда искусство «организовать собрание», «подготовить выборы», «провести резолюцию» было доведено до совершенства, включительно до тщательного распределения ролей: кому, когда, где и о чём именно говорить. Противопоставить современным мастерам закулисной борьбы мы ничего не можем. У нас нет ни опыта, ни испытанных ораторов, и войско наше рассеяно по всему простору России, его не соберешь ни в Переделкине, ни в Малеевке для разработки «сценария» съезда, плановой таблицы и раздачи заданий» (Источник. 1998. № 3. С. 104). А со страниц журналов и книг к читателям приходили прекрасные произведения русских писателей, таких как Михаил Шолохов, Анна Ахматова, Борис Пастернак (сборники стихов), Александр Твардовский, Евгений Носов, Константин Воробьёв, Василий Белов, Виктор Астафьев, Аркадий Савеличев, Владимир Личутин, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий Кузнецов…Издание включает обзоры литературы нескольких десятилетий, литературные портреты.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука