Идеалист

 … Видя, как посол Равенсбург изменился в лице, советник Кацука сказал:

- Я вас предупреждал…

Равенсбург молча закурил сигару.

… Слушать этот презрительный, дерзкий смех было ужасно…

Посол словно замер с сигарой во рту.

- К чёрту всё, что живёт на этой земле! – закричал Зорге так громко, что на его лбу обозначились вены.

В этот момент подбежали к нему палачи, быстро опоясали его верёвкой, надели на голову чёрный колпак, свисавший на плечи и отошли в сторону.

Нагата дал знак. Один из палачей потянул ручку на себя у стены. Послышался глухой шорох, под ногами Зорге раскрылся люк, и он сразу провалился в него…»

… Был 1944 год, ноябрь, седьмое число, пик войны Великой Отечественной. Гибли в сражениях сотни тысяч сынов Отечества. Как и Зорге, они отдавали свою жизнь за других, за тех, кто жил на общей их Родине.

Сотни тысяч гибнущих жизней там, и одна отнимаемая жизнь здесь. Могла одна жизнь невидимо раствориться среди сотен тысяч смертей? Могла.

И не растворилась. Мужеством самоотречённости высветила мужество и тех, других, кто сгорал в завершающих войну сражениях.

И всё-таки, в казни Зорге есть нечто, что не даёт утихнуть боли. Полковник Нагата не мог смириться с готовностью Зорге к смерти. С вежливостью страны Восходящего Солнца, с утончённостью восточного коварства, он перед казнью физической совершает над Зорге ещё и казнь духовную: он убивает в нём Веру в справедливость той жизни, за которую он шёл на смерть!

Ещё и ещё раз вчитываюсь в слова очевидца: Зорге благодарит полковника за благое пожелание на пути в другой мир, но полковник Нагата «… не вникал в сущность» его слов.

Он искал слова, которые пошатнули бы готовность Зорге к смерти. Такие слова он находит: «… Доктор Зорге-сан, я сожалею, что было отвергнуто наше намерение обменять вас на наших людей. Мы даже пошли на уступку (ещё один нажим!), предложили Советам обменять на одного нашего агента.

- Советам? – изменился доктор Зорге в лице. (Короткая вспышка Надежды и Веры!).

- Естественно, вы же советский гражданин.

- Мне кажется, очень, очень мало вы просили за такого как я. (За иронией Зорге ещё теплится Надежда).

- Конечно, - согласился полковник. Но ответ был отрицательным. Нет… Теперь ничего другого не остаётся как…

(Зорге, плотно сжав губы, молчит. Духовная казнь свершилась!).

«Наконец, приговорённый вскинул бодро голову, взглянул на нас.

- Чего мы ещё ждём, господин полковник? – спросил резко Зорге.- Идёмте! – шагнул он.»

(В себе зажал Зорге боль поверженной Веры).

На шею Зорге набросили петлю. Наступила жуткая пауза.