Идеалист

Владимир Иванович Вернадский, к которому в почувственной душевной близости всё чаще обращался в своих мыслях Алексей Иванович, давно уже прозрел глобальный характер духовной сферы человечества. Уловил процесс постепенной замены биосферы, покрывшей тонким слоем земную планету, ноосферой, сферой разума, живительной средой будущих поколений. Если энергия биосферы уже миллионы лет поддерживает жизнь на земле, то какой же, к тому же целенаправленной, энергией возобладает со временем творимая человечеством ноосфера?..

«Ноосфера и есть, та, определившаяся в процессе эволюции высшая цель, - размышлял Алексей Иванович. – К ней вот уже тридцать шесть веков, страдая, познавая, останавливаясь, вновь прорываясь, движется обнадёживаемое верой в своё бессмертие человечество! Если в биосфере действуют первичные законы животных существ с выживанием сильнейших и уничтожением слабейших, то в ноосфере, в сфере духовной, создаваемой энергией человеческих умов, постепенно и неотвратимо утверждают себя вторичные, высшие, человеческие законы, в которых действуют не сила, но соучастие, не корысть, но справедливость, не «я», но «мы». Здесь и светит каждому из людей та высшая Справедливость, к которой изнемогая от дикости биологических законов, движется земной мир…»

Ум Алексея Ивановича искал подтверждений тому, что открывалось в непостижимых прежде раздумьях. И почему-то мысль упорно уносилась в провинциальную Калугу, где, вот, так же, отшельнически, жил среди обывательского безмыслия мечтатель, казавшийся чудаком. Из материальных достижений была у него лишь башенка, надстроенная над бревенчатым домиком да телескоп. Всё великое, оставленное людям, сотворил его дерзновенный ум. Мыслями и расчётами он преодолевал пока одному ему видимую дорогу в недосягаемые казалось звёздные миры, и ушёл из жизни незаметно, как уходят все одиноко мыслящие люди. Но земная ноосфера вобрала в себя его мечту и сотворённые его умом расчёты. И через полвека его мечту вобрал в себя ум другого человека, столь же дерзновенный. Вобрал мечту и завершил расчёты, и вывел корабли и человека в звёздное пространство!

Когда бы человечество осуществило свой рывок во вселенную, если бы деятельные умы не замечаемых в повседневности людей не питали, не пополняли ноосферу земли, это глобальное вместилище духовных творений?..

«Может, и мне, - думал Алексей Иванович, предстоит тот путь калужского отшельника, с той лишь разницей, что одолеваю я дорогу не в Космос, а в нравственный мир Человека?!.»

Одиноким своим раздумьям, которые на следующие утро вписывались в творимую им книгу, Алексей Иванович особенно упорно предавался в поздние вечерние часы, сидя на открытой террасочке, глядя на гаснущий в водах близкого озерка закат.

В июньские дни отсвет белых ночей не давал сомкнуться ночи над крестьянским домом, вот уже полвека стоявшем среди лесов Верхневолжья. И Алексей Иванович, глядя как закат не прерываясь переходит в восход, невольно думал о том, что прожитая им жизнь не ушла бесследно со случившимися переменами, – закат прижизненных дум и стремлений, вот, так же спасительно переходил в восход духовных его творений…

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

 В один из тихих вечеров бабьего лета Алексей Иванович в привычной задумчивости сидел на скамеечке под сенью молодых сосен, в полукруг охватывающих старую всю уже в золотой седине берёзу.

На эту врытую в землю скамеечку, отстоявшую несколько от дома, добирался он, когда являлась потребность побыть в полном одиночестве, наедине с собой и молчаливой природой, сочувствующую близость которой он как никогда чутко улавливал теперь.

Земля праотцев, столько лет питавшая жизненные его силы, с каждым годом всё ощутимее охватывала руками земного тяготения, тянула всё ближе к лику своему. Недалёко было время, когда уже смирится он с властной её волей, навсегда приникнет обесчувственным телом к всё вбирающей беспредельности её. Жизнь прожитая как бы переместилась в мозг и поныне ясно мыслящий. И всё, что когда-то было, что окружало сейчас, и то, что подступало из близкого уже будущего, просматривалось, обдумывалось без скорби, без сожаления, всё объединялось единой потребностью сознать, какой же всё-таки была его жизнь, и сумел ли он сделать хоть что-то, что могло бы оправдать земное его существование?

Произнести окончательный приговор своей жизни он не решался – слишком сложна была его жизнь, всё смешалось в ней: и мечты, и стремления, и борения с самим собой, и упрямое отстаивание справедливости, и страдания тела, и ещё большие страдания духа.

В неподвижной глади озера отражалось медлительное движение облаков, чередой зависших в высоком небе. Такой же медлительной чередой проходила в мыслящем сознании Алексея Ивановича и вся прожитая им жизнь.