Идеальная ловушка

Пашка издал глухой смешок. Он считал шаманов мошенниками и приготовился увидеть нехитрую инсценировку. Но когда из дома вышла великанша, смеяться ему расхотелось. Женщина преобразилась: отчаяние с ее лица исчезло, плечи расправились, взор был устремлен куда-то вдаль. Излучая внутренний свет, великанша торжественно вышагивала по тропинке к костру, словно ступала большими ногами не по земле, а по Млечному Пути. Пашка невольно залюбовался ею, похожей теперь на чересчур крупного и несуразного, но определенно положительного сказочного персонажа.

Шаманка Айлу уселась прямо на траву, поджав ноги. Великанша поставила перед ней чашку с какой-то мутной жидкостью и села неподалеку. Пашка и водитель устроились чуть поодаль.

Чиркнув спичкой, шаманка подожгла уложенный в аккуратную пирамидку хворост. Сначала над пирамидкой потянулся вверх дымок, а вскоре заиграло пламя. Девушка обмакнула березовую веточку в чашку с жидкостью и окропила костер.

— Это вино из молока — жертва духам и богам. Духи-покровители будут помогать Айлу. Ее дальний предок был известным шаманом. Он высекал из бубна полосы огня, выхаркивал железные вещи, иногда выпускал змей из носа… — тихо объяснял Пашке водитель.

Шаманка обвела зрителей взглядом, решительно выдвинула вперед нижнюю челюсть, став при этом немного похожей на Виктора Цоя, и ударила колотушкой в бубен. Потом еще. И еще. Звук получался негромкий, но гулкий, вязкий, настойчивый. Так стучатся в чужую дверь, когда просят о помощи.

Пашка невольно заразился настроем водителя и великанши. Он забыл про скепсис и с интересом наблюдал за магическим действием.

Мрачноватым глухим ударам бубна вторил металлический звон колокольчиков и побрякушек на халате шаманки. Сила и частота ударов нарастали. Сидя на земле, Айлу качалась из стороны в сторону — и вдруг издала долгий, протяжный крик. Звук, отразившись от скал, оброс многоголосым эхом и в конце концов устремился к звездам. Казалось, это духи, о которых рассказывал водитель, устроили перекличку.

Шаманка начала читать заклинания. Пашка тихо поинтересовался у водителя, что означают ее слова.

— Она просит Караша[1]

помочь ей. Говорит: «У тебя плеть — черная змея, узда — живые змеи. Ты ездишь на черном коне, спишь на постели из черных бобров. Будь моим посланником к Эрлику!»

Бой бубна теперь стал неровным, импульсивным, будто бы телом шаманки завладели, вселившись в него, духи. Она то ревела как медведь, то кричала как ночная птица. А иногда вдруг переходила на горловое пение. Низкий вибрирующий голос словно с трудом пробирался из самой глубины нутра шаманки, и рождались леденящие душу звуки. Вслушиваясь в них, Пашка внезапно испытал ужас, осознав свою ничтожность в бездне космоса.

Приближался момент экстаза, об этом говорил неистовый рокот бубна. И вот, в последний раз ударив колотушкой, шаманка затихла. Пустыми глазами она смотрела куда-то в сторону. Люди, наблюдавшие камлание, застыли.

Обряд, похоже, был окончен, но все сидели вокруг догорающего костра и не шевелились, словно ждали чего-то или боялись спугнуть волшебство.

Пашка не выдержал и встал. Тягостное ощущение космического одиночества гнало его из этой деревни туда, где кемпинги залиты электрическим светом, а туристы вечерами жарят шашлыки и никто не взывает к подземным духам. Он уже открыл рот, чтобы поторопить водителя, но тут раздался странный гул. Низкий, вибрирующий, нарастающий, он шел откуда-то снизу. Почва под ногами затряслась, будто совсем рядом проезжала танковая колонна, потом гул превратился в мощный, оглушительный грохот и, вырвавшись из-под земли, мгновенно накрыл всю деревню. У Пашки заложило уши.

Дом заскрипел. Кедр, уходящий верхушкой в небо, закачался. С дрожащих скал посыпались куски породы. Передвигаясь неуклюже, словно на ходулях, Пашка побежал к джипу. Он видел, как шаманка и великанша воздели руки к небесам — жест восторга и священного ужаса.

Внезапно все стихло. Первые мгновения тишина была полной и оглушающей. Но вот застрекотали цикады, в деревьях зашелестел ветерок, над головами пролетела стайка птиц…

Привычные звуки лета вернули Пашку к насущным проблемам. Он отчетливо понял, что если не выберется из этой странной деревни сейчас, то придется остаться как минимум до утра. Быстро сгущались сумерки, кроваво-красный сгусток закатного солнца на глазах потемнел и превратился в зловещий синяк.

Женщины ушли в дом. Водитель принес берестяную кружку с уже знакомой мутноватой жидкостью:

— На

, это вино из молока. Все, кто был на камлании, должны его выпить.

В нос ударил резкий запах. Пашка сделал несколько глотков кислого, с горьким привкусом напитка.

— Поедем завтра. Можешь переночевать в машине, а я устроюсь у огня, — сказал водитель и, взяв куртку, направился к костру.

— С какой радости? Меня в Чемале люди ждут! — сердито воскликнул Пашка.

Но водитель даже не обернулся. Он лишь на ходу широко развел руки в стороны, будто бы хотел показать, что все вопросы не к нему, расстелил куртку на земле у костра и ушел за новой порцией хвороста.