Стремительное восхождение Каблукова в кабинет № 50 едва не закончилось плачевно. Опасность поджидала на переходе из старого здания, памятника архитектуры, в типовое новое. Планировка тут была мудрёная, несколько ярусов и ступеньки в каверзных местах. Дощатый пол застелен раритетным линолеумом, во многих местах продранным. За один из торчащих клочков впотьмах и споткнулся Гена. Но запрыгал на одной ноге, цапнул рукой перила и устоял. Естественно, выругался, но не зло. Куражливо, хваля себя за ловкость.
В конце длинного коридора третьего этажа (по правую руку — кабинеты ОУР, по левую — ЭКО[24]
и актовый зал) возле окна скрючился силуэт человека. Он оказался мужским. Локтями и грудью гражданин возлежал на подоконнике.— Долго ещё? — угрюмо бросил он через плечо.
Невразумительный вопрос ответ заслужил симметричный, но с прозрачным намёком на мораль:
— Скоро сказка сказывается!
С порога Каблуков протянул руку Сердюку:
— Здоров!
Представился женщине, сидевшей у торца стола:
— Старший следователь межрайонной прокуратуры Каблуков Геннадий Викторович. Можно просто — Геннадий.
— Тамара, — заявительница оживилась, в её понимании приход следователя обязан был придать динамизма происходящему.
Прокурорский, однако, с пустяка начал:
— Чего курим?
В эллипс света, отбрасываемый настольной лампой, переместились хозяйские сигареты. Чёрную коробочку украшал жёлтый двуглавый орёл.
Каблуков съёжил губы:
— Фу! Как ты, Серый, куришь эту вату?
— Привычка, — отозвался оперативник. — Но от твоих не откажусь.
Гена охлопал себя по карманам джинсов, из заднего вытянул измятую пачку «Золотой Явы». Откинул клапан, прикинул наличность.
— До утра не хватит.
Но Тамару, перехватив её просительный взгляд, угостил. Привычно джентльменствуя, поднёс огня.
— Чайковского? — Сердюк щёлкнул пальцем по пластиковому корпусу дешёвого электрочайника.
— Водички лучше. Сушняк чего-то напал.
— Поня-атно, — происхождение кислого запашка, принесённого Каблуковым в казённые шесть квадратов, в объяснениях не нуждалось.
Тамаре Жилкиной следователь с первых минут внушил надежду. Был он крупным головастым брюнетом с выразительными чертами лица. Тёмная рубашка в клетку, чёрные джинсы, кроссовки «Nike» большого размера. Мужик! Сразу видно — этот знает, что делать. В отличие от худосочного оперативника, которого, судя по безучастному виду, обуревали личные заботы, затмевавшие собой Тамарину беду.
Да и прокуратура — организация покруче ментовки!
Промочив горло, Гена сказал:
— Тамар, сейчас к гинекологу съездим. Ну, ты понимаешь. Чтобы потом в душ смогла сходить, смыть с себя всю дрянь…
— Больше всего хочу в душ, — призналась женщина.
— Я с вами поеду, — встрял Сердюк.
— Думаешь, без тебя не справимся? — помощник не помешает, Каблуков троллил опера для порядка.
— На обратном пути осмотр проведу, — Сердюк уже облачался в ветровку, пряча от лишних глаз табельное в оперативной кобуре.
— Да я с утра сам сгоняю. Ты понапишешь, пожалуй…
— Лишним не будет, — признаваться в истинной цели своего рвения опер не собирался.
— Ты что думаешь, Серый, я на комплексе от заката до рассвета собираюсь зависать? Образцы берём и разбегаемся. Тамару — домой, я — на базу дело возбуждать. Утром собираемся и с новыми силами в бой! Ну, чего ты ночью на «Поле дураков» разглядишь-то?
— Фарами посветим.
— Упрямый какой. Смотри, я тебе не начальник. Погнали. Главное зафиксировать объективные доказательства, чтобы потом урод этот не отвертелся! О! — следователя осенило. — Титов про собачку говорил. Собачку-то тоже с утра хотели. А давай-ка мы сейчас, пока след не остыл. Тамар, ты место, где на тебя напали, помнишь? Покажешь?
— Там не одно место. Три.
— Ещё лучше. Три всегда лучше, чем два.
Сомнительная шутка Тамару не обидела. Как можно обижаться на человека, собирающегося покарать твоего обидчика?
5
День важного события обязан запомниться. Во вчерашней фразе Виктора Петровича Коваленко про «новую судьбоносную эпоху», если отбросить её выспренность, имелся резон. Нельзя относиться к повышению, как к рутине.
— Особому дню надо соответствовать! — подтвердила утром Оля. — Гардеробом в том числе.
В безукоризненности вкуса любимой супруги можно было не сомневаться.
Костюм предлагался не парадный, но и не повседневный. Оттенком светлее мокрого асфальта. Сорочка, разумеется, белая. Разумеется, сто процентов хлопка. С классическим остроугольным воротником.
Галстук тёмно-синий. Тот пример, когда сдержанность освежает. Аксессуар имел оптимальные параметры. По длине достигал ремня, по ширине равнялся лацкану пиджака.
Саша Кораблёв считал себя докой по вязанию галстуков, однако по части двойного «Виндзора» превзойти жену не мог. Узел получался у неё идеально треугольной формы, с твёрдым основанием и в меру выпуклый.