Идеальная совокупность. Том 1

Каблуков начал с общих вопросов. С кем живешь, один, понятненько, где работаешь, занимаюсь творческой деятельностью, нет, официально не трудоустроен, понятненько, на какие средства существуешь, сбережения, понятненько… Какой у тебя обычный распорядок дня, какие обычные маршруты движения…

От общего перешёл к конкретике, держа перед глазами вопросник. Смотри-ка, основательно натаскали балбеса понимающие люди.

Две конкретные даты текущего года интересовали следствие. Одиннадцатое мая (утро) и шестое сентября (вечер).

— Вот это задачка!

— Может календарь тебе дать?

— Зачем? Я на завод не хожу, у меня все дни одинаковые. Одиннадцатое мая и шестое сентября, значитца? Оба дня — пятницы? Не-а, ничем эти числа мне не знаменательны. Находился дома один. Выходил на прогулку и в магазин. Закупаюсь по утрам. Не каждый день, по мере надобности. Велосипед в собственности имею. Вы ж его в протокол вписали. Катаюсь всегда утром, можно сказать, ежедневно. Не езжу, если только погода плохая. Ну, там дождь или грязь.

Шаг за шагом добрались до женских трусов, найденных в диване.

— Не знаю чьи. Да, я разведён. Давно, шесть лет назад. Побольше даже, шесть с половиной что ли. Живу один. Есть ли постоянная женщина? Хм. Не буду отвечать на этот вопрос. Почему? Не хочу. Имею ли случайные связи с женщинами? И на это отвечать не стану. Да, вот так категорично. Будете ставить вопрос об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний? Бога ради. Не считаю, что нарушаю закон. Вы сами только что разъяснили мне пятьдесят первую статью[103]. Давал ли я кому-либо в этот период ключи от своей квартиры? Не давал. Полагаю, что в моё отсутствие никто проникнуть в мою квартиру без моего ведома не мог. Откуда тогда взялись трусы? Не знаю. Какие у меня предположения? Ну, может, на мебельной фабрике засунули. Или в магазине. Типа, прикололись…

Дописав очередную фразу, следователь перестал барабанить по клавиатуре и уткнулся в шпаргалку. Повисла тишина, в которой совсем рядом раздалось сдавленное покашливание, а затем — возня.

Маштаков рефлекторно обернулся. Никого. Подумал: «глюки», но спустя минуту шебуршанье повторилось. Маштаков навострил слух. Звуки однозначно доносились не из коридора, их бы не пропустила запертая дверь. Источник был близко.

Пока Каблуков, наморщив ум, протоколировал ответы, Маштаков аккуратно озирался. В полутора метрах от него находился встроенный шкаф кустарного производства. Дверцы его были прикрыты, в узкой щели чернел мрак. По ходу дела, подозрительное копошение доносилось из недр означенной мебели. Можно, конечно, списать на мышку-норушку, их в родной милиции хватает. Однако мыши не обучены кашлять. Внимание! Тишина в студии! Очередное «шу-шу» раздалось конкретно в шкафандре. Его сопроводил тягучий человеческий вздох.

Сутулов к таинственным звукам отношения не имел. Он находился во втором, большом кабинете убойщиков, отделенном тамбурком. Судя по блямканию ложечки о стекло, сменившимся блаженным хлюпаньем, подполковник мирно чаевничал.

Отдельно был задан вопрос:

— Совершали ли вы (опять ввинтилось официальное обращение!) когда-либо нападения на женщин с целью их изнасилования?

Ответ поступил отрицательный, в категоричной форме.

Дело близилось к финишу. Разговорить допрашиваемого следователь не пытался, соответственно, у Маштакова не возникло повода набросить, чем же вызван повышенный интерес к его скромной персоне.

Гена кликнул курсором на печать, принтер в ОРЧ был старенький, но лазерный, погудев, он исправно выдал три листа, испещрённых шрифтом «Times New Roman».

— Читай.

Маштаков погрузился в чтение. Погрешности орфографии и пунктуации игнорировал, вникал исключительно в содержание. Показания изложены были корявато, но суть их не искажена. Места, где надо расписаться, следователь для удобства пометил «галками».

— Под текстом пиши — «с моих слов записано верно, мною прочитано».

— Я помню.

Пересев к столу, Маштаков вооружился ручкой.

Каблуков, вознаграждая себя за усердие, закурил. Дымил безмятежно и спохватился только, когда процедура написания клиентом фразы из семи слов, из которых одно — предлог, а два — местоимения, затянулась до неприличности.

Порывисто встал, заглянул в документ:

— Ты чего там строчишь, писатель?

— Замечания. Вы мне сами разъяснили такое право.

Гена озадаченно засопел. С трудом дождался, когда Маштаков поставит точку. Сцапав протокол, читал и, будто клоп, наливался изнутри кровью.

— Байда какая-то! Зачем байду такую писать?! «Во время допроса из встроенного шкафа отчётливо раздавались кашель и…» Не понимаю, чё за слово… Это ты «ша» так пишешь? «…кашель и шевеления. Полагаю, что в шкафу находился человек, которому я был негласно предъявлен для опознания». Ты чего, в натуре, с дуба рухнул?!

На шум прибежал Сутулов, прочёл и тоже осерчал.

— К-какое т-тайное о-опозна-ание?!

— Покажите, что у вас в этом шкафу. Если я не прав, с меня литр!

— Еще ч-чего те…тебе по….показать? Б-борзометр, г-гляжу, з-за-ашкаливает! В н-на…натуре!