— К отоларингологу сходи, писатель! А лучше к наркологу! Белочка к тебе пришла! — нештатная ситуация сулила следователю проблемы. — Давай так. Я перепечатаю последний листок, и ты подпишешь по-человечески. Без вот этих фантазий своих.
— Нет… Не буду, — волнение теснило грудь, Маштаков урезонивал нервы, зная, что следующая стадия — выплеск эмоций, состояние, когда тебе сам чёрт не брат.
Каблуков ждал подсказки от Сутулова, но убойщик развел руками, вопрос в его понимании был чисто следственный.
С учётом обилия задач, стоявших на повестке дня, одна срочней другой, правоохранители решили не обострять ситуацию. Пускай дитятко потешится!
— У-уши п-про….про-очисти, — снисходительно усмехаясь, дал совет Сутулов.
— Я сейчас выпишу постановление об отобрании у тебя… у вас образцов крови для биологической экспертизы, — объявил Каблуков.
Он уже настроился на вязкий спор, в котором его шансы победить были заведомо невелики. Закон прямо не запрещает принуждать свидетеля к сдаче экспериментальных образцов. Загвоздка в том, как эту норму реализовать. Вариант представляется единственный — милиционеры приёмами «самбо» фиксируют брыкающегося свидетеля, а специалист с помощью шприца забирает у него из вены кровь. Но ни один медик на подобную процедуру, очень смахивающую на гестаповскую пытку, не подпишется. Да и сотрудники милиции тоже. А вдруг игла сломается? И наступят негативные последствия для здоровья гражданина, который по уголовному делу свидетель всего-навсего. Кто крайним будет?
Удивительно, но Маштаков в занозу не полез.
— Где сейчас кровь берут?
— В КВД[104]
, с ними договоренность.— Чего с вами делать? Поехали.
В провожатые ему определили убойщика-мажора. Тот прибежал откуда-то, дожевывая венгерскую ватрушку. Замаранные творогом губы возводили в абсолют его сходство с игрушечным пупсом.
Когда Белобрагин с Маштаковым ушли, подполковник распахнул створки шкафа.
— Ты ч-чего на-ас п-палишь, Та-амара!
Женщина, багровая, насупленная, держась за широкую поясницу, трудно поднималась с перевернутого ведра.
— У вас тут пылища, а у меня аллергия, к вашему сведению. И духота… уфф… За малым сознание не потеряла. Помогите-ка вылезти. Затекло все…
— Д-давай ру…руку, — Сутулов проявил галантность.
— Ну, чего скажешь, Тамара? — следователь заглядывал потерпевшей в глаза. — Он?
— Вроде-ка голос похож, а вроде и нет. Он такие слова, как тогда, нынче не говорил. Если б вы заставили его такие же слова говорить… Ругаться там, обзываться…
— Но всё-таки похож по разговору?
— Немножко. Ой, ребята, дайте водички, в горле пересохло.
22
В кабинете межрайпрокурора стартовал мозговой штурм. Инициировал рабочее совещание Кораблёв, креативная версия принадлежала ему.
Аркадьич, избравший для себя роль мудрого арбитра, вольготно развалился в высоком кожаном кресле под двуглавым символом государственности. Пиджак расстегнут, верхняя пуговица кремовой рубашки — тоже, узел брендового галстука ослаблен.
Прокурор не в восторге от напряга в канун выходных. При этом особых причин для беспокойства не видел, что логично, ведь персонально ему аврал не грозил.
Есть, есть плюсы в том, что следаки отделились, виртуально констатировал Аркадьич, не без ехидства продолжая: самостоятельности захотели? Дерзайте! Если ошибётесь, мы поправим. Ну, а накосячите — накажем, не обессудьте. Мы теперь — надзор в чистом виде, за раскрываемость не в ответе.
За приставным столом, на том месте, где много лет восседал Кораблёв, обосновался на правах первого зама Самандаров. Больше прежнего полысел Рафаил и заметно округлился, тугие щеки превратили в щёлки и без того раскосые глаза. Он тоже в костюме и при галстуке, должность обязывает. Пора растянутых свитеров с кожаными заплатками на локтях и потёртых джинсов канула в лету.
«Допник» по гаишникам накалил межведомственные отношения. Тем не менее, собравшиеся усердно делали вид, будто в состоянии отделять мух от котлет. Сфокусировались на серийщике.
Перед Каблуковым — стопочка тощеньких дел в бэушных корках. У Гены репутация посредственного следопыта, ставить на него вынудили обстоятельства.
Оперативные службы представлены Сутуловым, единственным и неповторимым.
Личность фигуранта обязывала сузить круг посвящённых. Старые симпатии могли на корню загубить отработку версии.
— Абстрагируемся от персоналии, — предложил Кораблёв, — и от рассуждений, мог или, наоборот, не мог хорошо нам всем известный Маштаков Михаил Николаевич совершить эти изнасилования. Сделаем вид, будто его не знаем, и будем препарировать фактуру. Имеются у нас основания подозревать конкретного гражданина? Имеются доказательства? Наверное, на данном этапе я обладаю максимумом информации, поэтому начну. Нет возражений?
— Назначаю тебя докладчиком, Александр Михалыч, — прокурор напомнил о своём статусе координатора правоохранительных органов.