Идеальная совокупность. Том 2

Дальний кабинет был угловым, поэтому с двумя окнами. Тут единолично квартировал Асмолов. Второе рабочее место пустовало. Молодёжь в элитном подразделении не задерживалась. Парни или в ОУР сбегали, или в народное хозяйство.

Сейчас в угловом трещали автоматные очереди: то Асмолов с Максом рубились в «Medal of Honor»[141]. На экране телика кипела яростная схватка рейнджеров с фашистами. Крепыш Макс приход следователя воспринял как команду «геймовер»[142] и опустил джойстик.

Его дезертирство повлекло скоропостижную гибель персонажа и возмущённый возглас Асмолова:

— Гадство, один шаг до конца миссии оставался!

Другой опер из ОББ кемарил на диване. Под его обутые, закинутые на подлокотник ноги была рачительно подстелена газетка. Правая рука бойца фиксировала табельный ПМ в нейлоновой наплечной кобуре. Оперативник приоткрыл один глаз, дремотно смежил его и в следующий миг резко, как из пращи, выбросил себя из горизонтали в вертикаль. Впечатавшись подошвами в пол, гимнаст встряхнул головой и глянул абсолютно ясным взором.

— Наконец-то пожаловал, — проворчал Асмолов.

Они с Булкиным как бы делали одолжение. Да, не так раньше встречали следователей в этих кабинетах. Не так.

Игорь Барсук стоял носом в угол. Ноги — шире плеч, руки задраны вверх. Классическая растяжка, из богатого репертуара ментовских пыток — самая лайтбвая.

В случае с Барсуком гуманизм вообще зашкаливал. «Копыта» раздвинуты не на максимум, не так, что ещё чуткаря — и злодей усядется на шпагат. И по ляжкам дубиналом его не охаживали. И даже не запрещали опираться ладонями о стену.

Имевший хорошую физподготовку Барсук мог балдеть так до морковкина заговенья.

Пассивность рубоповцев была понятна. Не зная обстоятельств дела, они быстро исчерпали возможные темы для разговора. Все прелести, ожидающие маньячину в СИЗО, обрисовали в цветах и красках раз несколько и сдулись, устав попугайничать.

Гальцев плюхнул портфель на свободный стол. За спинку качнул стул, обнаружил у него группу инвалидности.

— Дайте нормальный! — потребовал, глядя в упор на Асмолова. — И второй для подозреваемого. Вот сюда!

Указал пальцем на торец стола. После этого принялся неспешно выкладывать бланки протоколов.

Асмолов погримасничал, повыпендривался. Но подчинился, стулья принёс.

— Извольте, — рабочее содействие смазал ехидцей.

При нормальных отношениях Гальцев не преминул бы обыграть стартовую ситуацию. Гневно воскликнул бы:

— Кончайте издеваться над парнем!

А опера бы ему подыграли, взяли бы под козырёк. Трюк архаичный и примитивный. Но срабатывает он на удивление часто.

В действующих обстоятельствах важняк просто позвал фигуранта:

— Игорь Алексеевич, подойдите!

Барсук с места не сдвинулся.

Опер-гимнаст хлопнул его литой ладонью по спине:

— Отомри! Можно!

Вот теперь мужчина отреагировал. Опуская руки, поиграл плечами — затекли. Неспешно повернулся, зыркнул исподлобья. Среагировал на нового человека, обустраивавшегося за столом. Ранее дважды судимый, въехал, что это следак. Опер разве обратится по имени-отчеству, да ещё на «вы»?

Догадка подтвердилась, новый человек сказал:

— Присаживайтесь. Я — следователь по особо важным делам следственного комитета Гальцев Алексей Юрьевич.

Слова «следственный комитет» включили вопросительные знаки в глазах Барсука.

Гальцев доброжелательным видом предлагал ему: ну, спроси, что за зверь такой — комитет? Вопрос — ответ, глядишь, разговор завяжется.

Барсук опустился на сиденье стула безмолвно.

— Документы его где?

— Аусвайс[143], — щёлкнув каблуками, Асмолов положил на край стола паспорт в пластиковой обложке с полустёртым гербом.

Его очередное скоморошество следователь проигнорировал.

— Игорь Алексеевич, — интонацией дал понять, что речь идёт о вещах крайне важных, — вы подозреваетесь в изнасиловании гражданки Епишевой Анастасии и грабеже её имущества, совершённых двадцатого февраля две тысячи седьмого года на территории старого кладбища города Острога.

Ноль эмоций на лице клиента. Лицо у него запоминающееся, не зря под маской прятал. Ярко выраженный южнорусский типаж. Смуглая кожа. Чёрнющие, как уголь, глаза, такого же колера густые широкие брови. Прямой, с аккуратно вылепленными ноздрями нос. Рот сомкнут, уголки твёрдых губ опущены. Выпуклые скулы — особая примета. За каждой щекой словно по грецкому ореху спрятано.

Облачён клиент в дешёвый рабочий комбинезон. Поношенный, грязно-синий, со следами небрежной штопки.

Гальцев шевельнул ноздрями. Запаха древесины не учуял. Вероятно, помешал переизбыток других ароматов в кабинете. Одорологические изыскания важняк не бросил. Продолжил принюхиваться. И уловил-таки — от Барсука резко и остро наносило потом. Эксклюзивная парфюмерия страха.

Алексей огляделся. Допрос требовал соответствующей обстановки. В идеале — доверительной. Когда допрашиваемый обмирает от ужаса, откровений не жди.

«Чем плоха чужая территория, здесь ты не хозяин, — сетовал мысленно Гальцев. — Понятно, что наедине с ним они меня не оставят. Безопасностью обоснуют. Нотрое вооружённых оперов за спиной злодея — перебор».