Медсестра раскинула запросы по столу, как цыганка карты, и начала в живом темпе выдвигать-задвигать ящики картотечного шкафа. Цифровизация до диспансера не добралась, контингент раскассирован по карточкам.
Повезло, что заведующая в отлучке. Она бы как гавкнула: «Оставляйте! Приезжайте послезавтра! Следующий!»
Из семи обвиняемых один оказался подучётником. Медсестра стала переписывать диагноз с прямоугольной картонки. «Шизофрения», — подглядел через плечо Паша.
Психушку придётся назначать. Не закончит топ-модель Амбарова дело в этом месяце, констатировал.
Отметившись на каждом запросе, медсестра ладонями подбила бумаги в стопочку и протянула майору:
— Печать у Ангелины Яковлевны.
— А она когда будет?
— Она в стационар пошла. Скоро должна вернуться. Вы только тут не стойте, заругается.
Комаров прикинул алгоритм своих действий. В коридоре ему явно будут не рады. Очередь уже не волнуется, гневается. Гул, как на пасеке перед дождём. Страждущие оценили риски: до обеда их вполне могут не принять.
— Попробую её перехватить. Спасибо вам большое.
Подумал: надо было с Амбаровой стрясти шоколадку, и не одну для подмазки медперсонала. Ходи тут, кланяйся за неё.
Протолкался через сердитую очередь в торец коридора. В годы Пашиной милицейской молодости там имелась безымянная дверца, ведущая в стационар. В следующую минуту выяснилось, что планировка изменений не претерпела.
Стационар в ПНД скромненький, пара палат, плюс смотровая. В «кармане» зона отдыха устроена. Кресло, над спинкой которого торчала макушка, судя по причёске, женская. Исцарапанный журнальный стол на колёсиках. С противоположной стены таращился выпуклым экраном кинескопный телик на кронштейне. Судя по картинке, транслировалась успокаивающая религиозная передача.
Паша крался на цыпочках. Уважал покой больных, понимал самочинность вторжения.
Дверь в одну из палат оказалась приотворена.
— Ну, вот, а вы плакали. Никого под койкой нет, и быть не может, — хрипато успокаивал кого-то насквозь прокуренный голос.
Сразу не скажешь, мужской или женский, но Комаров знал — это та, кого он ищет.
Заведующая ПНД вышла в коридор, деревянно стуча каблуками. Сухонькая настолько, что казалась бестелесной. Очки в тонкой золотой оправе на морщинистом, тёмном, как морёное дерево, личике смотрелись особо контрастно.
— Ангелина Яковлевна, здравствуйте. Уголовный розыск, — с подхалимской улыбкой поднырнул майор. — Мне Валентина выборку сделала. Распишитесь, пожалуйста. И она сказала: печать у вас. Мне просто очень срочно надо.
— Без халата! Без бахил! — заведующая метнула молнии сквозь сферические линзы.
Опер удручённо вздохнул:
— Виноват.
— Туда! — костлявый палец с острым ногтем указал на окно.
Комаров повиновался.
— Кладите! — узкая ладошка шлёпнула по подоконнику.
Тридцать сек и бумаги подписаны. «Колотушкой» по каждой — стук, стук, стук.
— Спасибо огромное, Ангелина Яковлевна.
— Покиньте помещение, — врачиха поцокала на выход.
Майор прятал документы в папку, радуясь, что так лихо управился. Теперь верных два часа в его законном распоряжении.
Прибавил шагу, догоняя заведующую. В её кильватере сподручно проскользнуть сквозь возбуждённую публику без риска быть помятым.
Минуя зону отдыха, удостоился реплики утонувшей в глубинах кресла женщины:
— Привет. Чего не здороваешься?
Комаров остановился, глянул. И, конечно, опознал. При том, что отёчное лицо, запухшие в щёлки сонные глаза принадлежали другой женщине, незнакомой. Не курносой хохотушке Леночке Аксёновой.
— Здравствуй. Ты чего тут? — спросил, маскируя растерянность.
— Да, вот, нервы лечу. А ты?
— Я по работе.
— Поня-атно, — интонация равнодушная, вроде как разговор окончен.
— Ты мне звонила. Я не мог говорить тогда.
— Забей, Паш.
— Случилось чего?
— Проехали.
— Где можно пообщаться? — отчалить просто так Комаров не мог. — Где у вас тут курят?
— Во дворике.
— Пошли пыхнем. Можно тебе?
— Можно. Иди. Халат накину, не май месяц.
Выбравшись из недр кресла, Лена стала похожа на себя прежнюю. Спортивный костюм в облипку рекламировал достоинства фигуры. Объёмные полушария грудей. Плавный разлив бёдер от узкой талии. Нескромная выпуклость лобка.
Паша смущённо кашлянул, огладил эспаньолку и отправился искать запасный выход.
Архитектура старого здания отличалась замысловатостью. Череда хитрых поворотов привела опера к цели. Оттуда по ступенькам он спустился в дворик, огороженный глухим забором, за которым щебетала детвора. Психдипансер беспечно соседствовал с детским садиком. По распорядку дня группы были на прогулке.
К стене привалилась трёхногая лавочка с закруглённой спинкой. Подле неё — жирно выкрашенная алюминиевой краской урна.
Лена вышла в казённом фланелевом халате на несколько размеров больше. Мешковатый балахон засекретил все её прелести.
Комаров протянул пачку сигарет.
— На «Винстон» перешёл? Изменил любимому «Петру»? — в тусклом голосе женщины просквозила живая нотка.
— Раздружился. Испрокудился чё-то «Петруха».
Пряча в горсти зыбкий огонёк, поднёс зажигалку. Лена затянулась и сразу закашлялась.
— Крепкие, — посетовала.