Идеальная совокупность. Том 2

Куда адреснуться? Объявление «куплю стволы» в газетке не тиснешь.

Была надежда на одного деловара. Позавчера пересеклись с ним на «бугорках». Ожидаемо встал вопрос о взаимной услуге, только не за марафет, как предполагал Клыч, а покруче. Делаш попросил вальнуть своего конкурента и даже назвал фамилию, которую у него никто не спрашивал. Клыч оторопел, подумал, что разговор пишется, подумал — мутка[36] ментовская, сызнова легавые хотят его на строгач законопатить.

Базар оборвал на полуслове. Велел прикусить язык и забыть о разговоре. Прыгнул в тачку и был таков. Чепушила, кинутый на крутом берегу Клязьмы, только руками в изумлении развёл.

Следующие тёрки получились беспонтовыми, и каждая по миллиону нервных клеток убила.

Людишки страдают недержанием речи, это факт. По городу, кровь из зубов, поползут слухи, мол, Клыч ищет железо. Не угомонился старый! Передел затевает! — пойдёт звон. А у ментов и у фейсов везде свои уши. Докатится до них — жди беды…

Отчаявшись, Клыч вызвонил одного из последних могикан, Павлуху Комендантова. Вечером тот заехал в «Страйк».

Пашка всегда был здоровенный, а с возрастом прямо-таки шкафом трёхстворчатым стал. В дверь протиснулся боком.

Постарел заметно чертяка, обрюзг, сутулится. Виски седые, покатый лоб морщинами вспахан. Одышка донимает. Но главная беда — со зрением. Московский профессор прописал Павлухе операцию, а пациент менжуется, предпочитая слепнуть дальше. Очки у него — в пол-лица, в массивной роговой оправе с толстенными стеклами.

Раньше, когда земля покоилась на четырёх слонах, у Комендантова была небольшая, но духовитая бригада, наполовину состоявшая из кавказцев. Паша умел ладить с «пиковыми».

Промышляли они классическим рэкетом. Особо не таились. А чего таиться? Коммерсы были плюшевыми, а менты ещё по совдеповским законам работали.

Пашку и его лепшего кореша Эдика Рамазанова приземлил вновь созданный «шестой отдел»[37]. Ввалил ребят кооператор, барыживший сахарным песком.

К слову, Клыч вскорости на том же дефицитном товаре спалился. Стрёмной темкой оказался сахар-рафинад.

Потом нерусские из Пашкиной шараги стали по одному загибаться, видать, климат для них оказался неподходящий.

Эдик — каратист, чёрный пояс, крутизна — расхворался в лагере так, что его актировали[38] и отпустили помирать в родной Дагестан.

Кручёного Мацо завалил терпила, которого подсевший на герыч ара достал до печёнок.

Еще водился у них Армен, катала и фармазон. Сейчас он чалится в Мордовии за мокруху, якобы за чужую. До конца срока ему, как до Пекина раком.

Откинувшись, Павлуха обнаружил, что остался один-одинёшенек. Долгое время о нем не было слышно. Говорили, будто он продал городскую квартиру, купил дом в деревне и сидит там, как отшельник.

Затем узналось, что Комендантов мутит бизнес по заготовке древесины на корню. Причём под крылышком лесокомбината «Дубрава». В олигархи не выбился, но на ноги встал твердо. Сейчас у него в личной собственности «КамАЗ» с фискарсом[39], тягач и ленточная пилорама. Он — коммерс в чистом виде, но коммерс, уважающий понятия. На общак отстегивает без напоминаний. Посему тереть с ним не западло. При условии, что целуясь в дёсны с Савелием, капитально подментованным хозяином «Дубравы», Паша не заразился любовью к мусорам.

— Ты же шаришь в теме, бродяга! — Клыч пытался растормошить старинного приятеля.

Выпуклые линзы превратили Пашкины глаза в крохотные ртутные шарики, выражение они имели оторопелое. Гигант похож на марсианина, заблудившегося на чужой планете.

— Ну, ты вспомнил, — его улыбка выглядела виноватой.

Клыч знал, что собеседник темнит. Любовь к железу у таких — до гробовой доски. По молодости Павлуха фанател от оружия.

Не зря, помимо вымогалова, в его приговоре фигурировала двести восемнадцатая статья[40]. При задержании у него изъяли стреляющую ручку, она торчала в нагрудном кармане скрипучего кожаного пиджака, из которого Паша не вылезал зимой и летом.

Тогда мода была на подобные игрушки. Бесполезный сувенир приплюсовал лишний год к сроку. Ни на воле, ни в зоне не слышал Клыч, чтобы такая штуковина пригодилась кому-то в критический момент. Зато на этапе один пассажир сетовал, как отхерачил себе палец из самопального «пен-гана»[41] при случайном выстреле. Ударный механизм по принципу оконного шпингалета был крайне ненадежен.

— Неуж Кулибины перевелись в славном городе оружейников?

— Кулибины теперича шпалеры из газулек переделывают. Вкладыш — в ствол, и гуляй, рванина!

— Слышал. А посерьёзнее если? Нарезное? Автоматическое? Хорошую цену дам.

— Не ко мне.

— Может, поспрашиваешь?

— У кого? Извини, Володя, но с нарезным — голяк. Благодарствую за угощенье, — за разговором Павлуха в одиночку схомячил большую пиццу «карбонара» с пармезаном и беконом.

У самого Клыча кусок не лез в горло.

— Хоть за переделки из газового спроси, — авторитет ухватился за соломинку.

— Без «бэ». Ну, давай, Володя! На звоночке.

Только Паша за порог, в кармане Клыча завибрировал мобильник. Можно было не смотреть, кто напедаливает.