Идеальная совокупность. Том 2

— Норма-альный! Он идейного из себя корчит, а это уже аномалия, хм, Курская магнитная. К твоему сведению, в девяностых он проходил как член РНЕ[79]. На сходки баркашовцев[80] бегал. Фейсы нам тогда цинканули, чтоб мы его потихоньку вразумили. Да пёс с ним, с Игорьком этим!

— Ты думаешь, Паш, есть смысл ещё разок там покараулить?

— Давай померкуем. По идее маньяк должен за пять кэмэ обходить точку, где засветился. Но если он реально прошаренный, он может подумать — в одну воронку снаряд второй раза не упадёт. Ему там удобно отойти-подойти незаметно. Гаражи, за гаражами лес. А девятиэтажки людишек обеспечивают допоздна. От троллейбусной остановки фрау, которая с вечерней смены возвращается, далеко одной идти…

— У нас тоже есть ништяки. Отход ему не во все стороны. По воде не убежать.

— Согласен.

— Пожалуй, погуляю я там вечером.

— Удачи. Я б тебе, Андрейка, пожалуй, составил компашку, да у нас, видишь, страда. Самый сенокос!

Для убойщика мнение Комарова стоило дорогого. Опыт оперативной работы у Паши без преувеличения космический. Печально, что после вынужденного исхода из РУБОПа его желание трудиться устремилось к нулю.

Большая часть перелопаченных Рязанцевым бумаг годилась только для сдачи в макулатуру. Из одной в другую кочевал минорный заключительный аккорд: «Информации, представляющей оперативный интерес, не получено».

Рукописные документы были исполнены почерками, о которые можно сломать глаза. Отдельные фразы при всем старании расшифровке не поддавались. Грамотность традиционно хромала на обе ноги.

Тем не менее Андрей вычитывал досконально каждую бумаженцию. Знал — крупица драгметалла может блеснуть в неожиданном месте.

Обстановка кабинетной работе способствовала, никто не дёргал, и безмолвствовали телефоны.

Если содержание справочного материала не было липой хотя бы наполовину, то работа за коряво исписанными листочками стояла воистину титаническая.

Как подлежащие дополнительной проверке в сторону легли два рапорта.

В первом УУМ Цепляев докладывал о проживающем на его участке гр-не Бабочкине А.С., 1966 г.р., похожем на фоторобот, составленный со слов несовершеннолетней Хомяковой.

На приколотой ксерокопии паспортной формы Бабочкину было двадцать пять лет. Угловатые скулы, взгляд исподлобья, туго сжатый рот и бычья шея придавали физиономии мужчины свирепое выражение.

Бабочкин жил один, вёл замкнутый образ жизни. Спиртным не злоупотреблял, но имел задолженность по коммунальным платежам. Соседи жаловались на его грубость. Состоял на учёте у психиатра с диагнозом «пограничное состояние» (добросовестный Цепляев запросил в ПНД[81] справку). По слухам, работал на какой-то окраинной пилораме, куда до белых мух добирался на велосипеде.

Улицу Космонавтов, где обитал «пограничник», с небольшой натяжкой можно было отнести к району, в котором чаще всего охотился неуловимый серийщик.

Закруглял свой доклад Цепляев фразой о том, что поручил старшей по дому отслеживать поведение подозрительного жильца.

Бабочкин якобы работает на пилораме, а потерпевшие говорят — от насильника пахнет сырой древесиной, опилками пахнет. Умозаключение относилось к категории простейших. Плюсом скулы и велик. Перспективный фигурант, однако.

Ещё одного велосипедиста, смахивающего на субъективный портрет преступника, выявили милиционеры ППС Кирьянов и Остроухов. И тоже локация была подходящей — улица Чехова.

Вова Кирьянов — каждой бочке затычка! — с одобрением подумал убойщик.

Инициативу сотрудников наружных служб он всегда приветствовал. С каждым годом таковых становилось всё меньше.

«Бабочкина отработаем сами, Цепляев, если чего, подсобит. Со вторым пойду к Калёнову, попрошу, чтобы парни с «южной левой» его проточковали. Вряд ли прокатит, но попытка — не пытка».

О договорённости с любовницей Андрей, конечно же, помнил. Перебивать свидание на другой вечер нельзя: Инга обидчива, как маленький ребёнок. Также не с руки было откладывать вылазку на Кукушкин пруд. Вторник у серийщика — «приёмный день».

Вилять не стоило, и Рязанцев позвонил Стрельниковой по мобильному. Извинившись, спросил, можно ли приехать позднее, чем договаривались. В районе двадцати двух.

— Ради тебя я готова пожертвовать сном и отдыхом, — в ответ услышал томный шепот.

Адвокатесса дурачилась, значит, никого рядом с ней не было.

— Завал после отпуска? — перешла на обычный тон.

— Как всегда.

— Буду ждать. Ты, главное, силы прибереги. Они тебе понадобятся.

У Рязанцева тягуче заныло в паху.

— Как моя маленькая просьба? — Инга напомнила о меркантильном.

— Занимаюсь. До связи, — разговор был нетелефонный, и опер поспешил его свернуть.

«Занимаюсь» — громко сказано. Пока он только наметил, к кому адреснуться по скользкому вопросу. Лучшей кандидатуры, чем бывший обэпник Лукьянов, на ум не пришло.