Если дойти до Центра пешком, там погулять часик-другой и вернуться назад, то выйдет километров двадцать. Очень даже неплохо для организма, замученного алкоголем. В одиннадцать он был на Набережной, посидел в кафешке, съел мороженое, запил соком. Делать здесь больше нечего. Но, с другой стороны, торчать дома тоже занятие не из приятных, только и располагающее к очередной рюмке. Всё бы так, наверное, и закончилось, если бы он не решил спуститься в платный туалет, который еще с советских времен пользовался дурной славой, так как располагался в самом конце Набережной. Глянув на грязные ступени, уходящие в мрачное подземелье, люди предпочитали пользоваться ближайшими кустами. И правильно делали. Вывернутые карманы – самое простое, что могло произойти с наивным посетителем этого заведения. В те далекие времена Калачёв никогда бы не решился туда спуститься. Сейчас всё, конечно, изменилось: туалетом совсем не пахло, фойе сияло белым молочным кафелем, сверкали нержавеющие трубы. Но, оказывается, страна недалеко ушла от славного прошлого: в мужском отделении Егор оказался нежелательным свидетелем криминальной сцены. Двое пацанов неопределенного возраста, но явно уголовного вида, грабили иностранца. О том, что это иностранец, говорили громадные ботинки на толстой подошве, из которых выглядывали шерстяные носки. Такие носки в жаркую погоду могут надеть только иностранцы. Самое разумное, это выскочить за дверь и вызвать милицию. Чуть более героически – попытаться придержать дверь до приезда правоохранителей. Егор в милицию обращаться не собирался. И за дверь не выскочил, несмотря на блестящие финки-пёрышки в руках бандитов. Но и не попёр на рожон, твердо зная, что большинство свирепых схваток с непредсказуемым концом случаются только потому, что нет другого выхода. Крыса, зажатая в углу, прёт вперёд, не раздумывая. Урки смотрели на него с ненавистью, и он не сводя с них глаз, отступил в сторону от двери на два шага, потом ещё на один, освобождая выход, одновременно убрал правую руку за спину, за пояс, отвлекая этим внимание налётчиков и намекая, у него там оружие. Хочешь – проверь. А чтобы показать пацанам, что он совершенно точно знает, кто перед ним, произнес на блатной манер, чуть растягивая слова и гнусавя:
– Пошмаляю, уроды лагерные.
Он сделал ещё шаг в сторону, теперь у бандитов путь свободен. Они же не романтики уголовных былин, да и за решётку ещё успеют, никуда она от них не уйдёт. Туда лучше попозже, и по статье попроще, так что они не заставили себя долго уговаривать. Ну, сорвалось дело, всё бывает. Конечно, жаль, больно «карась» жирный с крючка верного сорвался из-за какого-то мутного фраера, который вдруг точно «пушку» достанет. Через мгновение в платном туалете, в самом центре города всё было тихо и спокойно. И ободряюще улыбнувшись америкосу, Егор прошёл в кабинку. А когда вышел через пять минут, нашёл его на том же месте. На его лице уже не было красных пятен, а на лбу испарины. Из его сбивчивой речи Егор понял, что господин Грувер, программист из Сиэтла, просит проводить его до отеля, так как боится снова встретиться с русскими гангстерами. Про гангстеров он сильно сказал, спутав их с уличными гопниками, мелочёвкой уголовной. А проводить, конечно, не проблема. Ему ведь всё равно, в какую сторону идти, а до «Интуриста» всего-то три квартала по прямой. И уже на месте американец в знак благодарности пригласил Егора пообедать. Очень удивился, когда тот отказался от коньяка. Не объяснять же ему, что коньяка за предыдущие три дня выпито достаточно, и на сегодня он, Егор Калачёв, в полной завязке, так как тучи над его головой сгущаются, и желательно в самый кульминационный момент быть трезвым и при полной памяти. Америкоса, наверное, удар бы хватил, узнай он, что сотворил всего десять дней назад его русский спаситель. И когда Грувер уже конкретно расслабился дорогим алкоголем, ему в голову залетела вполне трезвая и практичная мысль: а почему бы в этой варварской стране не обзавестись личным телохранителем? Это, конечно, будет стоить денег, но и программу путешествия надо довести до конца. Ведь главное, из-за чего он поехал в эту дикую страну, – озеро Байкал. А он не решится выехать на природу, если среди бела дня в центре города могут спокойно убить. Пятьсот долларов, конечно, деньги, но без аборигена ему не решить поставленных задач. И Билл Грувер предложил русскому поработать проводником на Байкал за сто долларов в день. А когда узнал, что у Егора машина, то возблагодарил Бога за разумную мысль, так кстати посетившую его голову.