Идеальное убийство

– Живете очень бедно, не можете свою жизнь устроить. Понимаете, что так не должно быть в вашей богатой стране, расстраиваетесь, видя, как другие нации живут. А вот что-то сделать, предпринять, ну, хотя бы власть себе порядочную выбрать, не можете и не хотите. И при этом заявляете, что вы – великий народ. Гордитесь тем, что вас весь мир боится. Вы же ядерная держава. Это самое простое. На уровне примитива. Я вот вам такое сказала, а вы обиделись, потому что гордый. Так ведь?

– Идиот я что ли, на такую ерунду обижаться. Это истина прописная. Народ не виноват, что его лучшая часть за двадцатый век сгинула. А из остальных людишек когда еще люди получатся.

– А вы не из людишек будете?

– Думаю, нет, хотя многое ещё осталось. По крайней мере, сам свою жизнь делаю, ни на кого не надеюсь. Вот так-то, милая княжна.

– Вот этим словами «милая княжна» вы опять прокололись. Может, у вас просто зависть проявляется?

– Не знаю. Может быть.

«Пора прекращать эту пустую дискуссию. У каждого своё. А ведь точно подметила, что я не в своей тарелке. Вот только причину не смогла выяснить. Обидно, конечно, когда к тебе, как к слуге относятся. Она не понимает, она с этим родилась. А ты хочешь и деньги большие получить, и чтобы к тебе относились, как к ровне… Хватит голову забивать чепухой. Впереди неподъёмные проблемы, надо думать, что и как дальше делать. Что сделаешь-то, если информации ноль? А трупаки куда-то исчезли, это факт. За десять дней при такой жаре весь дом давно бы провонял. Остаётся только ждать и надеется на лучшее, чтобы это всё стороной прошло», – думал он.

На следующий день в честь княжны был устроен торжественный обед, который начался около четырёх часов дня, а закончился уже в темноте. К слову сказать, американку принимали хорошо. Деревенские женщины прямо с неё пыль сдували. И в этом не было никакой показухи, всё делалось от чистого сердца, с открытой душой. Чем она взяла их? Не понять. Но факт остается фактом, в каждом доме Анастасия была желанной гостьей. И хотя она дала по сто долларов каждой хозяйке, принимающей участие в подготовке обеда, деньги в этом вопросе не были главными. Егору казалось, что и без долларов они устроили бы посиделки не хуже. Он тоже был приглашён и, зная свирепость сибирского самогона, предпочёл водку, которую в этих местах звали по-украински «казенкой», и которую покупали в магазине в исключительных случаях или по очень большим праздникам. Так что московская водка стояла в магазине, покрытая пылью. Вот и купил Калачёв шесть бутылок «Гжелки» в качестве своего взноса на общий стол. Но и этим не заслужил одобрения земляков, которые так и сказали, мол, дурью маешься, с жиру бесишься, денег, видно, девать некуда.

Когда уселись за стол, вернее, четыре сдвинутых стола, выставленных во дворе дома, где проживала княжна, Егора поразило изобилие еды. Из закусок здесь были помидоры и огурцы, порезанные крупными дольками, густо посыпанные укропом и мелким зелёным луком. Был омуль во всех видах: жареный, пареный, солёный и копчёный. Но он тоже проходил исключительно, как закуска. Молодое сало с нежными прожилками мяса и кровяная домашняя колбаса завершали этот закусочный ряд. А на горячее – котлетки из парного мяса, нежные до воздушности и невообразимо вкусные очень хорошо гармонировали с таким же воздушным пюре, в которое, видно, не пожалели сливок. Всё просто и так вкусно, что можно не заметить и накушаться до заворота кишок. На десерт – клубника, черника и домашняя смородина. Из спиртного – наливка из смородины и самогон, подкрашенный под коньяк, к которому никто не прикоснулся. Недоброму гостю и за деньги такой стол не накроют. Здесь присутствовали около двадцати женщин, а из мужиков были только Егор и Грувер, которых, видно, и за мужиков-то не считали, усадив на самый край. Свои-то местные на рыбалке, вернутся поздно, им нальют по стакану казенки, дадут занюхать копчёной рыбкой и отправят домой. Мол, нечего засиживаться, завтра снова рыбалка с раннего утра. Прямо какая-то женская диктатура, против которой мужики и не ропщут. Смирились, видно. Да и Егор не сидел бы до упора, а хлопнув чарочку и плотно закусив, отбыл бы в свою палатку. Но… одно но, в виде крутобёдрой и чернобровой селянки, которая изредка кидала взгляды на моряка. Его сердце замирало от ее черных глаз. Понимал, что ничего не выйдет. В деревне кругом глаза и уши, но всё равно, надеясь на чудо, мужественно отсидел до конца. Чуда не произошло, а казачка, как её стал звать про себя Калачёв, ушла домой вместе с двумя соседками. Но на прощанье ещё раз обожгла взглядом. Егор ворочался в своём спальнике, всё никак не мог уснуть, взбудораженный женской красотой и отсутствием рядом с собой тёплого женского тела. Ещё день пролетел в безмятежной лени и неге. Американцы сами по себе, в гуще деревенского народа. А он гуляет по округе, спускается к озеру, любуясь красотой дикой природы.

Путешествие продолжается

15 июля, в день, когда Калачёв думал повернуть в сторону дома, княжна, мило улыбаясь, предложила продолжить путешествие.