Идет охота на "волков"

— Сережа. Обсуждали эту тему. Подождем до весны. Заработаем денег, хоть как-то встанем на ноги. Ведь и на свадьбу ничего нет. Родители? Чем помогут? Я уж молюсь, чтоб сами себя прокормили! Отец с шахтерским стажем, по старым меркам, давно должен уйти на пенсию. Больной, а мотается по вахтам. Ладно бы деньги платили! За пять лет скопилось полторы тысячи, и тех получить не может. Уволиться боится, потеряет что есть. Погоди немного Сережа, до весны погоди.

Сергей безнадежно махнул рукой.

— Ай!

Вечер провели за разговорами, и поцелуями.

Юля принялась разбирать постель.

— Где будешь спать? На кровати, или на диване?

— С тобой.

Вздохнула.

— Нет, миленький. До свадьбы — нет. Стелю на диване. — Раскинула простыню, положила сверху подушку и одеяло. — Будет уютно!

А в дверь постучали. Юля вышла в прихожую, щелкнула замком, откинула цепочку, открыла. На пороге дрожал Костя, взмокший и злой.

— Ну, тля, ты че в натуре? Как договаривались? Что за финты выкидываешь?

Юля захлопнула дверь, выскочила на лестничную площадку и зашептала:

— Не ори! Отец приехал! Сегодня не могу!

— Как не можешь? Греку что сказала? Он в «Южной ночи», ждет.

— Сказала — нет! Приехал из Кентау отец!

— Приехал — положи, пусть спит. А сама на пахоту. Давай, давай!

— Дурак! Мы пять месяцев не виделись! Если уйду, сразу поймет, что ни какой я ни парикмахер! Увезет! А Греку объясни — завтра!

Костя совсем озлобился.

— Тьфу, твою мать! Что, сучка, не въезжаешь — Грек, это не Костя! Только пальцем шевельнет — тебе матку вырвут, а пахана по стенке размажут!

— Ну, Костя, убеди его! Я знаю, ты можешь! Скажи завтра! А? Куда я денусь?

Костя плюнул под ноги.

— Хер с тобой! Попробую. Завтра приду к тебе спать!

Повернулся и побежал, перепрыгивая через две ступени. Юля вернулась в квартиру. Сергей лежал на диване под одеялом и смотрел телевизор.

— Кто?

— Как всегда! Соседи деньги собирают. На ремонт дома.

По телевизору передавали новости. Америка собирала силы, чтобы нанести удар по Ираку. В лагере союзников произошел раскол: Германия, Франция и Бельгия — против войны. По земле прокатились мирные шествия с требованием соблюдать резолюции ООН. Северная Корея, пользуясь занятостью Америки в Ираке, выдвинула ядерные претензии и разорвала договор о нераспространении атомного оружия.

Сергей косился то на экран, то на Юлю.

— Юль. Если меня заберут на войну, будешь ждать?

— Что ты мелешь, глупый? — наклонилась, и прикоснулась губами к его носу. — Тебя не заберут ни на какую войну!

— Почему?

— Потому, что не отпущу! Ни за что!

И от усталости, и разморенный теплом и водкой, Сергей засыпал.

— А у тебя хорошо. Квартиру купила, обстановку, гараж. Для машины? Парикмахеры в Шымкенте хорошо зарабатывают…

— Гараж — это так, вместе с квартирой продавали. В нагрузку. Не гараж, а одно название. А вообще — работаю с утра до ночи каждый день. Посетителей много, на чай оставляют… Постоянные клиенты — подарки делают. Я им нравлюсь.

— И мне… Я тебя люблю… — глаза слиплись, он засопел.

Юля разделась и легла в постель. Но долго ворочалась, вздыхала, таращилась в темные проемы окон.

10

О том, что сегодня похороны Шерифа, знал весь Шымкент. У каждого на языке находились подробности, описанные в местной прессе. Но каждый хотел добавить свое, делал свои выводы — и слухи размножались в геометрической прогрессии. Кто-то говорил, что Шерифа убили бандиты во время очередных разборок в борьбе за сферы влияния. Кто-то врал, будто приезжала братва из Алматы, из бригады Рыжего Алмаза, устроили перестрелку. Кто-то сочинял — сам повесился.

Похоронная процессия растянулась свыше километра. Шериф был крещеным казахом, и хоронили его по христианским обычаям. Впереди молодежь несла десятки венков из живых цветов, за гробом плелись Мурка, повязанная черным платком, Атамбай, Грек, Кошенов, с ними рядом — аким города Козыбаев, несколько полицейских чинов, депутаты, предприниматели. А дальше — одной братвы человек двести пятьдесят, не считая тысяч зевак. За ними двигался нескончаемый поток машин, который сигналил на перекрестках, создавая тревожную какофонию.

На кладбище прощальную речь выдвинул аким. Отметил организаторские способности усопшего, погоревал, что уходит один из крупнейших спонсоров и меценатов, человек, много сделавший для города, строивший в области за свой счет церкви и мечети, школу в областной глубинке, человек, помогавший бедным, обездоленным. Аким красовался перед камерами городского телевидения, перед газетными репортерами, позировал, и не пытался этого скрыть. Напротив! В целях повышения популярности, выбирал любой случай, лишь бы засветиться на экранах обывателей, остаться на страницах газет в виде фотографий или цитат, или быть услышанным по радио. Выступали многие, не говорила ничего только Мурка. Стояла возле гроба, опустив голову, и молчала.