Идолы острова Пасхи. Гибель великой цивилизации

Как только мужчина и женщина, околдованные призраком любви, открываются друг другу, они еще долгое время испытывают искреннюю симпатию. Но эта симпатия, увы, не имеет ничего общего с настоящей, божественной любовью, – она полна мелких обид, постоянной досады, которую, как правило, пытаются скрыть. То, что как мы любим призрачной любовью, схоже со светом звезд, далеких от нас; мы любим то, что есть и чего одновременно нет.

– О, да, я уже слышал все это от одной из посвященных дев, – сказал Тлалок.

– Мудрые мысли приходят во многие головы. Мудрость существует для всех, глупость – для каждого в отдельности, – изрек Баира, сам налил себе хмельной напиток в чашу и выпил, не дожидаясь никого.

Аравак, наблюдавший за ним, решил, что пришло время для главного вопроса:

– А твоя дочь Парэ, где она? Она уже проходит испытание своей любви?

– Несчастная Парэ! Как могла она поддаться любовному влечению?! – запричитал вдруг Баира, обхватив голову руками. – Несчастная Парэ, она теперь томится в лесу; в лесу, в который и войти-то страшно!

– Ты говоришь о лесе около Священного озера? – быстро спросил Аравак.

– Да, о нем, о чем же еще? – Баира утер слезу. – Моя несчастная дочь, моя Парэ!

– Выпьем за благополучный исход ее испытания, – Аравак вновь наполнил чашу верховного жреца до краев. – Выпьем, и пусть все плохое останется в прошлом.

* * *

В лесу около Священного озера шла своя повседневная жизнь, и она была наполнена любовью, – по крайней мере, так казалось Кане. Большие пестрые бабочки по двое кружились и порхали в воздухе, и было ясно, что они не могут налюбоваться друг другом; попугаи сидели попарно на ветках, томно прижимаясь головами, и время от времени самец начинал громко кричать от восторга, а самочка нежно пощелкивала клювом; в ручье парами стояли разноцветные рыбки, трепетавшие в струях воды, сближаясь и касаясь одна другой плавниками и хвостом.

Великий дух любви носился повсюду, и все сущее вздрагивало и вздыхало от прикосновения его легких крыльев. О любви говорил шелест листвы, о любви напоминал запах цветов, о любви пел ветер в верхушках деревьев, о любви свидетельствовал свет солнца в небесах.

Сколько времени Кане находился у Священного озера, он не знал. Кане прибежал сюда сразу после того, как Капуна сказал ему, где спрятана Парэ. Найти пещеру под корнями большого дерева не составило труда, но дверь была заперта изнутри, и как Кане ни стучался, как ни умолял открыть, Парэ не впустила его. С тех пор он жил в лесу без крыши над головой и без еды. Каждый день он ходил к пещере, в которой жила Парэ, и слова лились потоком из его уст.

– Моя красавица, моя Парэ! Мои глаза, мое сердце и моя душа тоскуют без тебя! – говорил он ей как-то утром. – Глаза льют слезы, не видя тебя, а если ты являешься им во сне, они мучаются еще больше, ибо при пробуждении горше чувствуют свою потерю. Сердце стонет от боли, от огня, сжигающего его, и он все разгорается и разгорается от разлуки с тобою, о, моя несравненная Парэ, и нет уже сил терпеть! Мой ум и моя душа день и ночь гадают, почему ты оставила меня, о, моя Парэ, и казнят меня за то, что я, возможно, тому причиной, – но нет во мне ни одного упрека тебе, любовь моя, а только хвала и благодарность! – Кане не смог бы вновь повторить эти слова, и не был уверен, что они принадлежат ему, а не были услышаны где-то, но слова эти шли от самого сердца.

– Я выслеживал серебристую цаплю год назад, а может два, а может быть, мне пригрезилось, что я ее выслеживал, – говорил он Парэ как-то днем. – Но чем ловчее я ее выслеживал, тем вернее она ускользала от меня. Это дикая, чуткая птица, и ее ни за что не поймать: можно жизнью своей расплатиться за желанье хоть раз увидать; ведь ее красота во всем мире всех пленит и заставит страдать – этой птицей нельзя обладать!..

– Огонь любви – владей моей душой, – говорил он как-то вечером, стоя перед закрытой дверью пещеры. – Жги мою душу, заставь ее страдать; мне сладки эти страдания. О столп огня! Ты чутко одаряешь избранника своим огнем и светом. О, ты зажжен во мне богами, и лишь ты живешь в моей груди! На голос твой я отзываюсь, и ступаю на путь, мне предназначенный богами, пусть даже гибель ждет меня, – и это тоже было правдой: огонь любви горел в нем, горел с первой минуты, как он увидел Парэ, и Кане готов был твердить о том снова и снова.

Но дверь пещеры по-прежнему оставалась закрытой. Неужели Парэ разлюбила его? Нет, такого не может быть! – с отчаянием восклицал Кане.

Наступил момент, когда молодой жрец принес для Парэ припасы. Приносил ли он их раньше, пока Кане был здесь? Или Парэ жила старыми запасами? В голове Кане все так смешалось, что он не смог бы ответить на эти вопросы, но готов был поклясться – молодого жреца у пещеры он еще не видел. Вспомнив рассказ своего друга, Кане затаился неподалеку, надеясь, что Парэ покинет свое убежище хотя бы на миг.