Лучшего не выдумать, но Мал, хмурясь и не глядя никому в глаза, отказал на совете соратникам и впервые услыхал средь верных гридней ропот. Причиною же вновь была Ольга. Ныне, буде побьют соплеменники киевлян, уж вдовую княгиню нипочём не помилуют. Никаких резонов более не услышат. Много, ох много горя принесла древлянам коварная нурманка. Скормят её живьём медведю, как попадёт в полон, и княжье заступничество не спасёт. Не мог Мал такого допустить! Уж кажись, как ненавидел он Ольгу, а вот и любил ведь едва ль не пуще прежнего. Более жизни любил. Да, что своей жизни! Себе совестно признаться, но более жизней соплеменников!..
Как уберечь княгиню и древлян не погубить? Не сочтёшь сколь ночей провёл без сна, меряя шагами то горницу, то вот как ныне, крепостной вал. Надумал уж было человека верного послать во вражий стан - упредить Ольгу, что сама себя загоняет в ловчую яму. Вовремя одумался, не стал. Не сыскал надёжного человека. А то, стань такое ведомо остальным, как бы не пришлось и самому с медведем обниматься. Древлянский люд с изменниками скор на расправу, не поглядят, что князь. Один только выход узрел Мал чтоб заставить Ольгу снять осаду и уйти прочь без битвы. И, хоть был он ему не по сердцу, но иного не нашёл. Однако, тут ему надобно было согласие старейшин да волхвов. Дело он измыслил серьёзное, потому через три дня собирал совет. Раньше бы созвал, но волхвы на своём сроке настояли, а отчего, только им да богам ведомо.
До той же поры, придётся терпеть хмурые взгляды и недобрый ропот за спиной. А, что недобрый, ежели и были сомнения, то теперь Вышата их развеял. Вон, глядит в сторону, челом хмур паче обычного. И, молчит. Наговорился нынче ночью, поболее небось, чем за треть жизни. Рассказать бы ему всё как есть, но князь знал, что не скажет. Никому. Себе только, и то нехотя. А всё ж, смолчать тоже не ладно. Одного молчуна довольно.
Тряхнув головой, будто отбросив постылые думы, Мал положил гридню руку на плечо. Холодные кольца брони врезались от пожатия в княжью ладонь.
-Не стану я ни оправдываться, ни виниться. Поверь мне старый друже. Сам поверь и прочих ратников от меня проси поверить. Сделаешь ли?
Вышата молча кивнул.
-А, сам веришь?
Помедлив немного, гридень пожал плечами.
-Ну, и то ладно.
Князь развернулся, взметнув полы подбитого лисой плаща, и не оглядываясь зашагал в город. Какое-то время Вышата провожал его взором, словно думая идти ли следом, но после, не дав скрыться из виду, двинулся догонять плавным да скорым шагом старого воина.
ГЛАВА II
Дивна та пора летним утром, когда ночь, гонимая рассветом уже отступила, скрылась до срока в Навьих пределах, но ясно Солнышко не обогрело ещё землицу, и луга блестят в первых лучах его росою, будто самоцветами. Чиста роса, как девичьи слёзы, да так же и недолга. Вот приголубит девицу любый, глядь и высохли слёзки-то. Взойдёт по небу Ярило-батюшка, расцелует жарко землю - только ту росу и видели.
Ведьмы да знахари многие травы лишь в такую пору и берут, потому утренней влагой омытые те особую целебную силу имеют. Иным же хворобным и вовсе велят в утренних росах купаться. Говорят, какая есть хворь уходит, а какой нету не пристанет.
Но ныне, в утренний час на широкой поляне меж вековых дубов не знахарь седой с котомкой бродил, не отроки босоногие, сидя охлюпком, коней с ночного гнали. Ратники стояли вкруг поляны - кто в бронях, кто без, но все при оружии. Да не с топорами и кистенями. Даже у кого чекан иль клевец[34] сзади за пояс заткнут, а всё одно сбоку меч висит. По такой примете знающий скажет - не ополчение собралось, но княжьи дружинники.
Те, что постарше или молчали, или говорили меж собой не громко, степенно. У юных же, хоть щёки горели румянцем ярче рассветного солнца, и глаза блестели, что та роса, а и они, на старших глядя, удаль сдерживали. Оно и понятно, чай не с девками хороводы водить пришли. Здесь иные забавы, ратные, пристойные зрелым воинам.
Изо всех лишь один только егозил невместно, однако ж никого такое не дивило, потому как шло непоседе четвёртое лето от роду. Стриженый под горшок мальчонка, одетый в холщовые порты да рубаху, мог бы сойти за пастушьего сына, кабы не расшитый золотом поясок, к коему в простых кожаных ножнах был подвешен тяжёлый варяжский нож[35] с оплетённой берестой рукоятью. Мальца здесь знал всякий воин - княжич Святослав Игоревич, сын вдовой княгини Ольги. И, хоть был годами едва постарше младенца, но по древнему обычаю, именно он возглавлял поход[36].
Теперь Святослав, зайцем прошмыгнув у ног ратников, выскочил за их ряд, да того и гляди готов был броситься далее на поляну, в помощь дядьке Осмуду.
Меж тем, на поляне кружили, покуда не сближаясь, трое воинов. Первый, одетый в одни лишь порты, перехваченные широким поясом, да кожаные поршни поверх онучей, годами был зрел, а то и стар. Но, то ежели глянуть на иссечённое морщинами чело с вислыми седыми усами. Тело же его, такое сухое, что кажись под кожею одни жилы, более вместно было юноше. Вот разве, рубцов на оном многовато.