Иерусалим

Он смотрел прямо перед собой, на узкую улицу. Была середина дня, и весть об отступлении султана уже разошлась повсюду. Люди выходили из своих домов и толпились на мостовой; город кипел жизнью после долгих дней напряжённого ожидания. У фонтана старики играли в шахматы, и женщины выстроились в очередь с кувшинами. Виноторговец на углу разворачивал навес над входом в свою лавку. К вечеру в городе будет полным-полно пьяных. Мимо них прошёл пирожник, пронзительным голосом расхваливая свой товар.

Раннульф видел всё это, но лишь глазами. Голова его была целиком занята принцессой. Он не мог избавиться от мыслей о разговоре с ней, о её гневных словах; он вновь и вновь перебирал в памяти сказанное ею, истово, словно повторял молитву.

Вдруг он осознал, что де Ридфор что-то говорит ему.

   — Я дал обет, — сказал он. — Обет, путы которого принцесса разорвала легко, словно паутину.

   — Тем не менее, — сказал де Ридфор, — долг требует, чтобы ты был вежлив с принцессой. Она — наследница трона. Когда король умрёт, венец перейдёт в её руки. Но ты, Раннульф, — самый настоящий мужлан. Я всё ждал, сумеешь ли ты воспользоваться благоприятным моментом. Никогда ещё не видел человека, который был бы одновременно так исполнителен — и так нагл.

Раннульф искоса взглянул на маршала. Он не собирался обмениваться оскорблениями с де Ридфором. Нынешние проявления терпимости в маршале ничуть не убедили его, что с враждой между ними покончено. Де Ридфор снова повернулся к нему:

   — И всё-таки кое-что стоящее из тебя может выйти. Ты ведь знаешь, почему я включил тебя в это посольство?

   — Нет.

   — Хм, я-то был уверен, что до тебя дойдёт. Мне нужно знать обо всём, что предпримет в Дамаске Триполи. Особенно не упускай из виду, как отнесётся к нему султан.

   — Это не входит в мои обязанности.

   — Не знаю, что именно входит в твои обязанности, кроме как выводить меня из равновесия, но таков приказ, ты его исполнишь, понял?

   — Да, милорд, — сказал Раннульф.

   — И вот тебе ещё один приказ. Керак всё это время ходил по краю, и теперь, когда Саладин больше не грозит нам, он способен зайти куда дальше. Это желание поклониться святыням — не более чем предлог. Он ещё кое-что предпримет, и, когда это случится, ты должен позаботиться о том, чтобы ему никогда больше не захотелось соваться в Иерусалим. Надеюсь, это входит в твои обязанности?

   — Да, милорд.

   — Так займись этим, — велел де Ридфор.

Этой ночью Раннульфу приснилась принцесса Сибилла.

Он был в тёмном лесу и увидел её на тропинке. Теперь она не стремилась спорить с ним, как при дворе её брата; она убегала. Раннульф гнался за ней, нагнал её в чаще, повалил наземь и изнасиловал.

Лица принцессы он так и не увидел. Он тотчас проснулся. Он был в склепе, лежал на своей койке в мерцающем свете ночной лампы; вокруг спали его сотоварищи, наполняя склеп сонным дыханием и храпом. Сон был таким осязаемым, таким реальным...

Раннульф перекрестился. Его пенис болезненно отвердел в штанах. Он заставил себя произнести «Отче наш», надеясь победить взбунтовавшуюся плоть, но потерпел поражение. Он жаждал обладать принцессой. Он помнил сон, точно наяву: как её бёдра трепетали под тяжестью его тела, как светлые локоны намотались на его запястья. Немыслимо, чтобы принцесса не знала, что он сотворил с ней, чтобы на другом конце города, на шёлковых простынях ей не приснилось то же самое! Сама виновата. Искусительница. Явилась к нему во сне и соблазнила его. Рука Раннульфа сама собой скользнула между ног, и, чтобы не запятнать себя ещё большим грехом, он перекатился на живот и уткнул лицо в скрещённые руки.

Он никогда не сможет обладать ею, даже если будет свободен от обета; она достанется какому-нибудь принцу, золотоволосому владыке, который целыми днями ходит по коврам, а такие, как Раннульф, годятся лишь на то, чтобы придержать стремя его коня. Даже во сне ему пришлось взять её силой.

Даже во сне он совершил зло. И если принцесса и не знает этого, то уж Господу наверняка известно всё. Раннульф вынудил себя вновь и вновь повторять молитвы — до тех пор, покуда не зазвонили к заутрене. Тем же утром, позднее, он услышал, что принцесса покинула Иерусалим.

Люди Керака никуда не уехали. Они бродили шайками по городу, хватали в лавках и на лотках всё, что приглянулось, и изводили горожан. По приказу де Ридфора Раннульф вывел из Храма всех рыцарей, вооружённых шестами, и они силой загнали людей Керака в Нижний Город.

К закату начался мелкий беспрерывный дождь. Изморось и холод победили керакских забияк так же верно, как тамплиерские шесты; половина их сдалась и была сопровождена в храмовый карцер, остальные бежали из города.

Зимний вечер тяжкой дланью лёг на Иерусалим. Дождь усилился, намерзая потёками льда. На каждом шагу конь Раннульфа оскальзывался на обмерзшей мостовой. Городские нищие забились в щели и ниши в стенах, разбежались по закоулкам и тупикам. Тамплиеры шестами выгоняли их оттуда, сбивали в толпу и вели к площади, на которой обычно торговали овцами.