Пророк Иеремия не попал в число угнанных – возможно из-за своих провавилонских взглядов. Когда иудейское царство поразила катастрофа, пророк, предсказавший ее, превратился в утешителя своего народа. Он отправил изгнанникам послание, в котором писал о возможности служить Яхве и на чужбине: «стройте домы и живите [в них], и разводите сады и ешьте плоды их… и заботьтесь о благосостоянии города… и молитесь за него Господу; ибо при благосостоянии его и вам будет мир». (Иер 29:5–10). Не надо скорбеть о Ковчеге Завета, его дни миновали, увещевал Иеремия: «Не будут говорить более: "ковчег завета Господня"; он и на ум не придет, и не вспомнят о нем, и не будут приходить к нему, и его уже не будет» (Иер 3:16). Но когда-нибудь изгнанники вернутся, чтобы откупить назад землю «в окрестностях Иерусалима, и в городах Иуды и в городах нагорных, и в городах низменных и в городах южных» (Иер 32:44).
Разрушение Храма должно было означать конец Яхве. Бог не уберег свой город от гибели, не стал крепостью Сиона. Иерусалим действительно обратился в пустыню. Силы хаоса восторжествовали, надежды на Сион рухнули. Но Иерусалиму, лежавшему в руинах, предстояло оказаться религиозным символом, способным дать надежду на светлое будущее.
Глава 5
Плен и возвращение
Разрушение Иерусалима и Храма в некотором глубинном смысле было равнозначно концу света. Яхве покинул свой город, и Иерусалим стал местом запустения, подобием бесформенного хаоса, предшествовавшего сотворению мира. Разрушение было противоположностью творения, как Потоп, поглотивший мир во времена Ноя. Сбылись страшные пророчества Иеремии, вид разоренной земли, с которой разлетелись даже птицы, казался знамением гибели всего мирового порядка: солнце и луна не давали света, горы дрожали, нигде не было видно людей (Иер 4:23–26). Авторы псалмов с ужасом вспоминали, как вавилонские воины врывались в храмовые дворы, растаскивая священную утварь, как секирами и бердышами рубили со стен резные панели ливанского кедра (Пс 74 (73):3–7). Они жаждали мести, мечтали разбить о камень головы вавилонских младенцев (Пс 137 (136):9). Народ Иудеи сделался посмешищем, соседи-язычники спрашивали презрительно: «Где же теперь их бог?» (Пс 79 (78):4). Без храма в древнем мире невозможно было соприкоснуться с сакральной сферой. Яхве исчез, Иерусалим стал грудой развалин, а избранный Богом народ оказался рассеян по чужой земле.
По обычаям Ближнего Востока, когда неприятель разрушал город, уцелевшие жители садились среди руин и слагали плачи – скорбные гимны наподобие тех, какими провожали в последний путь возлюбленного родственника. Иудеи и израильтяне, избежавшие участи изгнания, скорее всего, оплакивали свой город дважды в год: девятого ава, в день разрушения Иерусалима, и в праздник Суккот – в день освящения Храма Соломона. Из книги пророка Иеремии мы знаем, что как-то раз из северных городов Шхема, Шило и Самарии в разрушенный Иерусалим пришли восемьдесят паломников с обритыми головами и в изорванных в клочья одеждах (Иер 41:5). Некоторые из тех траурных гимнов, возможно, дошли до нас в составе Плача Иеремии. Их исполняли старейшины, сидя на земле в позе скорби, в рубище и с вымазанным пеплом челом. Эти скорбные причитания рисуют горькую картину запустения. От когда-то людного, оживленного города, по улицам которого текли толпы богомольцев, остались лишь пустые площади, полуразрушенные стены да исковерканные ворота, вокруг которых рыскали шакалы. Но плач, кроме того, вновь пробуждал в душе боль катастрофы, заставлявшую тех, кто выжил, чувствовать ненависть к самим себе. Счастливы умершие в 586 г.: тот, кто раньше купался в роскоши, рылся в поисках еды в кучах мусора; добросердечные женщины убивали и варили своих младенцев; когда-то полные сил прекрасные юноши бродили среди развалин с почерневшими лицами, изможденные, как скелеты (Плач 4:5–10). А сильнее всего был жгучий стыд. Иерусалим, Святой город, стал нечист. Люди, которые всегда восхищались им, теперь «смотрят на него с презрением, потому что увидели наготу его; и сам он вздыхает и отворачивается назад» (Плач 1:8). Даже в глубочайшем отчаянии авторы скорбных плачей винили в своем несчастье не только захватчиков-вавилонян. Они знали, что Яхве разрушил город за грехи народа Израиля.