Иерусалимский покер

В 1914 году она совершила второй блестящий маневр в своей карьере — собрала в Константинополе синдикат английских нефтяных компаний и немецких банков, чтобы получить разрешение османского правительства на добычу нефти в бассейне Тигра.

За посредничество в сделке София закрепила за собой семь процентов всех будущих доходов.

Следующие пять лет синдикат бездействовал из-за войны. Потом, в 1919 году, София созвала строго секретное совещание представителей синдиката.

Англичане и французы, новые партнеры по синдикату, откликнулись охотно, потому что София поступила очень умно, распределив между ними пакеты акций, которые раньше принадлежали побежденным немцам. На Ближнем Востоке теперь правили Англия и Франция. И нефтяные компании этих стран по настоянию Софии добились от своих правительств, чтобы те разрешили синдикату работать не только в бассейне Тигра, но и во всех бывших владениях Османской империи.

Совещание должно было пройти на барже посреди Скадарского озера, на границе Албании и Югославии, и представители синдиката по соображениям безопасности прибывали туда из разных стран. Сама София ночь перед совещанием провела в Шкодере.

Чтобы ее появление в городе не вызвало никаких подозрений, она договорилась с местным архиепископом об обеде, на котором предстояло официально объявить о щедром пожертвовании местному иезуитскому колледжу на учреждение кафедры моральной метафизики. Но с банкета она ушла рано, пожаловавшись архиепископу на камни в почках.

Задолго до рассвета рыбацкая лодка с обернутыми дерюгой веслами уже бесшумно несла Софию по озеру к барже.

Раньше на этой барже со Шкодера на Адриатику перевозили лимоны. Старые доски пропитались густым лимонным запахом, и по этой-то сентиментальной причине София выбрала место встречи.

Уже семьдесят лет она нежно любила аромат лимонов — с того давнего дня, когда она и ее Скандербег, держась за руки, бродили по лимонным рощам у подножия замка, улыбались, смеялись и в конце концов упали в траву и стали любовниками, впервые познав друг друга в пьянящем аромате той цветущей средиземноморской весны, давным-давно.

Баржу прикрыли землей, кустами и плющом, превратив ее в настоящий маленький остров, но внутри она была пышно обставлена. Великолепные восточные ковры и гобелены создавали изнеженную восточную атмосферу. Вместо стола для совещаний по полу разложили мягкие атласные подушки, на которых представители синдиката могли удобно устроиться, потягивая крепкий турецкий кофе. Приглушенный мерцающий свет, льющийся от тонких свечей по стенам, плошки, наполненные нежными ароматическими маслами, и сладкий всепроникающий запах цветущих лимонных деревьев создавали истинно восточную негу.

Над кругом подушек на тонких бечевках, невидимых в тусклом свете, был хитроумно подвешен маленький, но роскошный восточный ковер — словно ковер-самолет из арабских сказок. На нем София и принимала гостей — ковер был поднят на такую высоту, что она могла приветствовать вошедшего мужчину, глядя ему в глаза.

Стали прибывать англичане и французы, одетые, как джентльмены на рыбалке. Их доставляли к барже на веслах слуги Софии, одетые местными рыбаками. Они вручали Софии свои верительные грамоты, а та величаво указывала им на подушки. Когда все уютно устроились, София уселась на своем ковре-самолете и произнесла краткую приветственную речь, в которой особо отметила, что синдикат теперь владеет всеми запасами нефти в бывшей Османской империи, а потом обратилась к сидящим на полу с просьбой высказать свои соображения.

Тут же стало очевидно, что все прочие члены синдиката плохо представляют себе границы Османской империи. Посреди комнаты были разложены карты, но оказалось, что все они противоречат друг другу. Бывшая Османская империя имела в высшей степени туманные границы — уж слишком долго эта империя распадалась.

Прошел час. Англичане все так же изредка мычали, французы все так же страстно тараторили, но так никто ничего и не решил. Все это время София сидела на своем ковре-самолете, одну за другой куря черуты и наблюдая за ходом встречи. Но когда прошел час, она сказала слугам что-то на тоскском или гегском,[48]

и ковер-самолет неожиданно сдвинулся с места.

Все разом замолчали. Расположившиеся на подушках мужчины в изумлении наблюдали, как ковер-самолет медленно опускается посреди комнаты и застывает в нескольких дюймах от пола. София, держась очень прямо, сидела на ковре в своей плоской черной шляпе и черных перчатках, в отверстии ее тонкой вуали торчала сигара. Оказалось, что она сжимает в руке что-то вроде изящной фарфоровой чашки.

София подняла чашку перед собой и склонилась к карте на полу. Потом она опустила указательный палец правой руки в чашку. И прикоснулась к карте.

Мужчины обомлели. От ее пальца на бумаге осталось пятно, черное, липкое, поблескивающее. Сырая нефть.