Иешуа, сын человеческий

Она метнулась в закуток, схватила сосуд с приготовленными снадобьями и принялась лихорадочно, не забывая однако целовать (то пока еще холодное тело, натирать грудь, живот, ноги целебным и настоями. Ее охватил безотчетный страх оттого, что так долго не приходит в сознание Иисус, хотя уже и дышит нормально, и сердце его бьется ровно и сильно.

«Неужели не одолеет смерти?! Нет! Не может быть! Он должен жить! Он будет жить!» — шептали уста Марии Магдалины, а руки ее проворней и проворней разогревали тело любимого.

И вдруг — голос. Родной.

— Мария?

То ли от неожиданности, то ли от радости сердце Марии Магдалины зашлось в бешеной скачке, потом замерло, и она начала судорожно глотать воздух.

Обошлось, в конце концов. Она пришла в себя. Хотела вновь прильнуть к губам Иисуса, но удержала себя: еще не время открывать ему свои истинные чувства, истинные намерения. Все еще впереди. Страшное, Бог даст, останется в прошлом навечно.

— Тише, — шепнула она Иисусу. — Мы в усыпальнице Иосифа Аримафейского. На улице — стражники. Все остальное расскажу после.

Она сходила за одежами Иисуса, которые служили ей какое-то время постелью, и подала их ему.

— Одевайся. А лучше давай я помогу. И станем ждать полуночи.

Она прижалась к нему — иззябшая, расслабленная; так и сидели они на краю саркофага до тех самих пор, пока входной камень не отодвинули Иосиф с Никодимом.

— Воскрес?!

— Да.

— Поспешим.

Легко сказать — поспешим, а как спешить, если сил почти нет. Даже кубок вина не взбодрил, как следует. А им нужно было, как можно скорей добраться до мулов, где есть чем подкрепить силы, а дальше не медля ни часу — в путь.

Трудно было идти Иисусу еще и потому, что они пошли не тропой вдоль стены, а взяли напрямик к дороге на Иоппию, вот и спотыкался Иисус на кочках, пугался ногами в высокой траве и, возможно, падал бы не единожды, не поддерживай его поочередно то Иосиф, то Никодим.

Мужчины вели уверенно. Они накануне прошли здесь и днем и ночью, поэтому вышли почти точно к ожидавшим Иисуса с Магдалиной мулам.

— Спасибо, верные друзья мои, — с поклоном поблагодарил Иисус всех. — Простите, что несправедливо подумал о вас в смертный час свой. А вам, милые подруги мои, особенно низкий поклон. И просьба: оповестите апостолов, пусть идут в Капернаум. О моем воскрешении пока ни слова. Пусть останутся в неведении до времени.

Он поцеловал всех женщин в лоб, прижимая нежно их к себе, пожал руки Иосифу с Никодимом и с их помощью взгромоздился на мула.

— На Сихемскую дорогу.

Заповеди апостолам

К рассвету они выехали на Сихемскую дорогу, ту самую дорогу, по которой Иисус уже однажды убегал от решивших побить его камнями фарисействующих лишь за то, что воскресил он Лазаря в субботу. Теперь вот — вторичный побег. Неизвестно чем он окончится и куда приведет. Мария Магдалина пока еще не рассказала всего, а напрягаться, чтобы проникнуть в ее мысли, у него не было ни сил, ни желания. Усидеть бы ему на муле. Не свалиться бы, что весьма и весьма нежелательно. Недаром же говорят: если падаешь с верблюда, то как на вату, если с лошади — как на землю, с мула — как на камень. Не успеешь опомниться и — головой о дорогу.

— Тебе, равви, нужен отдых, — предложила Мария, видя его плачевное состояние. — Все страшное позади. Мне тоже отдых не помешает.

— Да, — согласился Иисус, — но не долгий. Нам нужно спешить, чтобы паломники не догнали нас.

— Они начнут возвращаться не раньше завтрашнего дня. Иные даже послезавтра. Не догонят.

— Все же медлить не станем. Я не хочу, чтобы меня узнали до того, как я решу, что делать дальше.

— Не мне, равви, давать тебе советы, но скажу одно: тебе нужно покинуть Израиль. Если, конечно, не хочешь еще раз оказаться на кресте, где тебе обязательно переломают кости ног.

Разве мог Иисус этого желать? Хватит, он побывал в гостях у смерти и возродился лишь благодаря друзьям, благодаря Марии Магдалине. Второй раз подобного не произойдет. Просто не может произойти.

Продолжая разговаривать, они погоняли мулов, пока не приблизилась к густой роще, подступившей справа к дороге.

— Вот в ней и остановимся, — предложила Мария Магдалина, постепенно беря на себя роль заботливой хозяйки.

Иисус согласно кивнул.

Мария, когда нашла уютную поляну в глубине рощи меж кустов и деревьев, начала сама расседлывать своего мула, но неумело, и Иисус, видя неумелость ее, поспешил помочь ей.

— Давай я.

— Ты на пределе сил. Я сама. Расседлаю и своего, и твоего тоже. Отдыхай.

Но он не послушал ее, ибо она никак не могла отстегнуть подпругу — не хватало сил.

— Удивительно, как ты смогла сдвинуть камень с гроба?

— Не знаю. Очень хотела, чтобы ты ожил. Иного объяснения нет.

Иисус потянул конец подпруги вверх, язычок пряжки выпростался, теперь снимать седло. Мария ухватилась было за мягкие луки, но Иисус попросил:

— Позволь мне.

Она не отпускала луку, и руки их соприкоснулись. Да так и прилипли друг к другу. Мария, понявшая женским чутьем своим состояние Иисуса, сродни ее состоянию, возликовала: