Игнатий Лойола

Снова началась неопределенность. Лойолу это не слишком беспокоило — он чувствовал себя при деле, продолжая беседы с горожанами, которых становилось все больше. Однажды пришли неожиданные гости — священник дон Франсиско де Мендоса, ставший позднее кардиналом в Бургосе, и… все тот же бакалавр Фриас, неутомимый следователь. Вот уж к кому можно было применить термин «иезуитство»! Согласно «Автобиографии», Фриас «по-дружески» спросил <паломника>, как тот чувствует себя в тюрьме и удручает ли его то, что он находится в заключении, и тот ответил: «Я отвечу то, что ответил сегодня одной сеньоре, которая говорила слова сочувствия, видя меня в заключении. Я сказал ей: «Тем самым вы показываете, что не хотите попасть за решетку ради любви к Богу. Неужели тюрьма кажется вам такой уж бедой? А я говорю вам, что не сыщутся в Саламанке такие кандалы и такие цепи, которых я не желал бы ради любви к Богу».

Буквально через несколько дней у Лойолы появилась возможность подтвердить свои слова делом. В одну из ночей узники совершили массовый побег. Неизвестно, убили ли они ночную стражу или подкупили, но когда поутру явилось тюремное начальство, оно обнаружило распахнутые настежь двери и Лойолу с товарищами, честно продолжающими сидеть в опустевшей тюрьме. Тут уж они стали настоящими героями города и их наградили, правда, весьма специфическим образом. Согласно «Автобиографии», «им тут же отвели под тюрьму целый особняк, стоявший поблизости».

В общей сложности в заключении вся компания провела почти месяц. Наконец суд вынес долгожданное решение. Инквизиция не обнаружила ошибок ни в жизни, ни в учении Лойолы и сотоварищей. Более того, им даже разрешили проповедовать и беседовать с людьми о Божественных вещах. За одним небольшим исключением: им запретили классифицировать грехи до получения богословского диплома. Пусть сначала доучатся, а потом определяют, какой грех смертный, а какой простительный.

Казалось бы, о таком приговоре можно было только мечтать. Да и судьи всячески выказывали Иньиго свое уважение и расположение, будто это вовсе не они только что сажали его на цепь. Они буквально заискивали перед ним, будто желая одобрения приговора. Однако Лойола держался сурово. «Паломник сказал, что он сделает все, что предписывает это решение, — говорится в «Автобиографии», — но не одобрит его, поскольку, не осудив его ровно ни в чем, ему заткнули рот, лишив его возможности помогать ближним тем, чем может».

Напрасно бакалавр Фриас, проникшийся симпатией к необычному человеку, пытался убедить его в справедливости и правильности приговора. Иньиго пообещал подчиняться вынесенному решению, лишь пока находится под юрисдикцией Саламанки, но не дольше.

После разговора четверо бывших арестантов вышли на волю, где их уже заждался пятый член братства — Хуан Рейнольд, которого все привыкли звать просто Хуанито.

Глава семнадцатая

ВЕРТЕЛ ДЛЯ ИСПАНЦЕВ

И ФРАНЦУЗСКАЯ «УКСУСНАЯ АКАДЕМИЯ»

Судьи отнеслись к Иньиго, в общем-то, по-человечески, ереси в его высказываниях не нашли, и ничто не мешало продолжать учебу в Саламанке, но он чувствовал, что в Испании оставаться больше не может. Запрет на толкование Писания до получения диплома и опасность в любую секунду снова угодить «под опеку» инквизиции заставили Иньиго всерьез задуматься о переезде в другую страну. В самом деле, не успел он прийти в Саламанку, как тут же повторилась история с Алькалой.

Его маленькое братство тоже порядком измучилось. Молодые люди, подпав под харизму старшего товарища, честно намеревались жить святой жизнью, выполняя волю Христа, но получили только усиленное внимание со стороны властей, скандалы и испорченную репутацию. Один раз оказаться в тюрьме из-за странных взглядов своего лидера — еще куда ни шло, но получать клеймо неблагонадежного на всю жизнь никто из них не торопился. Идея их вождя переехать в другую страну, дабы продолжать прежний образ жизни, не вызвала у них воодушевления. Они беспокоились о собственном будущем, кроме того, переезд требовал серьезных расходов, которых они не могли себе позволить. В конце концов друзья договорились о следующем: Иньиго отправится в Париж и постарается найти для них возможность приехать. При благоприятном исходе братство воссоединится во Франции, а пока что Каликсто, Хуанито, Артеага и Касерес останутся студентами в Саламанке.

Кстати, жить в Париже, как раньше, Лойола, скорее всего, не планировал. Выйдя из тюрьмы, он постепенно смирился с необходимостью обучения и трезво оценил свои более чем скромные студенческие достижения. А вместе с тем был вынужден признать: университетская жизнь, неукоснительное посещение лекций и ученые штудии невозможно совмещать с активной апостольской деятельностью, как показала его жизнь в Алькале и Саламанке.