Игнатий Лойола

Поладив с парижской инквизицией, Иньиго благополучно поступил… в ту самую коллегию Святой Варвары, ректор которой с таким предубеждением относился к нему. На этот раз Лойола оказался в статусе полного пансионера, то есть жил, как бы мы сказали сейчас, в общежитии при выбранном учебном заведении. Его магистр, Хуан Пенья, происходил родом из Кастилии. Они смогли неплохо понять друг друга, тем более что жить им предстояло в одной комнате. Там же проживали еще два студента с того же курса: савояр Пьер Фавр и наваррец Франсиско де Хавьер (в латинском варианте Франциск Ксаверий).

Наваррцы во Франции всегда имели ту же репутацию, что и баски в Испании, — это и в самом деле практически один народ. Удивительно, как Иньиго и Франсиско, настолько схожие по своему взрывному темпераменту, умудрились не только поладить друг с другом, но и крепко подружиться. Пьер Фавр, уроженец деревни Вилларет в Альпах, по натуре более флегматичный, уравновешивал их компанию.

Именно Фавра магистр Пенья попросил позаниматься с Иньиго и повторить с ним курс, уже прочитанный группе до прихода новичка.

Надо сказать, Фавр, крестьянин по происхождению, обладал изрядными познаниями. Например, он знал греческий настолько хорошо, что магистр Пенья обращался к нему в сложных или спорных случаях за советом.

После поступления в коллегию Святой Варвары жизнь студента Лойолы стала налаживаться. Появилась возможность регулярно посещать занятия, встретились люди, на которых он мог рассчитывать, ужасная нищета тоже, казалось бы, отступила. Несмотря на проблемы со здоровьем (опять вернулись мучительные желудочные боли), все шло хорошо.

Но наш герой не мог успокоиться. Едва познакомившись со своими новыми друзьями чуть ближе, Иньиго осторожно принялся склонять их в интересную ему сторону. Вскоре они уже практиковали духовные упражнения. Деятельностью маленькой группки заинтересовались и другие студенты. Лойола начал собирать интересующихся для совместных размышлений, медитаций и бесед. Местом встречи выбрали картезианский монастырь, временем — утренние часы воскресенья. Группа обсуждала духовные вопросы, потом все шли на мессу. Завершались упражнения общей молитвой и причастием.

Казалось бы, обвинения в развращении юношества, как и любые другие претензии, остались позади. Все происходило открыто при довольно большом скоплении народа и подкреплялось мессой. Беда, как это часто бывает, подкралась неожиданно. Утренние часы собраний группы Иньиго совпали с расписанием диспутов, которые занимали в жизни студентов довольно значимое место. Когда часть студентов внезапно перестала посещать важные занятия, магистр Пенья сделал Иньиго замечание. Но группа снова позволила себе не явиться на диспут, и Пенья, вынужденный принимать меры, пошел к ректору де Гувейе. А у того имелись к «бедному паломнику» новые претензии. Один из обращенных Лойолой испанских студентов оказался родственником ректора. Придя в полную ярость, де Гувейя решительно настоял на порке.

Вот тут Иньиго сильно обеспокоился. Но вовсе не о предстоящей боли или позоре, как можно было бы предположить. Розги, даже самые жестокие, не могли сравниться с пилением кости, которое он перенес после памплонского ранения. Его крайне испугала вероятность мученического ореола, которым его могли бы окружить после наказания. А это стало бы для его крайне амбициозной натуры слишком большим искушением. Обдумав все серьезно, он решил пойти на прием к ректору и поделиться с ним своими опасениями.

Разговор, состоявшийся между ними, не сохранился в «Автобиографии», но, зная манеру общения нашего героя, можно попробовать реконструировать их беседу:

— A-а, это вы. Ну-ну! — встретил его де Гувейя. — И что же вы скажете в свое оправдание?

— Да какое оправдание… — вздохнул Лойола, — я пришел посоветоваться с вами, как с мудрым человеком.

Тот возмутился:

— Подлизываетесь? Надо было раньше заботиться о своих делах.

— Ничуть, — возразил Иньиго. — Следую логике. Глупый человек навряд ли занял бы такой высокий пост.

— Ну и о чем вы собрались со мной советоваться? — ректор смотрел крайне не доброжелательно.

— Об этой вашей порке. Я серьезно озабочен и даже расстроен. Иметь мученический венец вовсе не входит в мои планы… да и вам, как мне кажется, не нужен студент-мученик…

— Вот как! — надменное выражение лица де Гувейи сменилось любопытством. Он немного помолчал, размышляя о чем-то, и закончил: — Идите. Завтра будьте добры явиться в назначенное время.

Лойола понял, что порки ему не избежать. Но теперь совесть его была чиста. Если бы ему и вправду достался терновый венец мученичества, он уже принял бы его как подобает, со смирением.