Игнатий Лойола

Паломников привели во францисканскую обитель — скромную до нищеты. Накормили кашей, причём зерно оказалось не вполне качественным и заметно горчило. Потом их представили гвардиану. Тот выразил надежду, что эти две недели станут для паломников богатыми незабываемыми впечатлениями и новым духовным опытом.

   — Как?! — Иниго даже поперхнулся от удивления. — Только две недели?

   — Совершенно верно, — ответил гвардиан, — за это время паломники успевают всё осмотреть. Почему вы хотите больше?

   — Я собирался поклоняться по нескольку дней каждой святыне, а их здесь великое множество! — О своих планах по обращению грешников Лойола благоразумно решил не сообщать.

   — Сожалею, — вздохнул францисканец, — но вы же сами видели, в каком упадке находится наша обитель. Пищи не хватает даже монахам. Некоторым приходится возвращаться на родину вместе с паломниками.

Иниго сделал вид, будто уходит со своей группой. Сам же вернулся в келью гвардиана:

   — Вот, взгляните. Тут написано обо мне.

Это было послание настоятелю францисканцев от венецианского сенатора. Тот описал многочисленные достоинства Иниго и выразил надежду, что «этот человек способен совершить много сильных поступков во славу Божию».

   — Искренне рад за вас, — сообщил францисканец, прочитав письмо, — но существующий порядок изменить не могу.

«Ладно, — подумал Лойола, — меня провозили бесплатно морские волки, не особенно рьяные в вопросах веры. Неужели мне не удастся уговорить этих церковников?»

Наутро следующего дня он всерьёз озаботился добыванием средств. Дойдя с остальными паломниками до храма Гроба Господня, не стал осматривать святыни. Сказал мысленно: «Господи! Тебе ли не знать о моём почтении! Всё, что я делаю, — лишь во славу Тебя!» Потом прочитал «Душу Христову» и поставил рядом с собой чашку для милостыни. Люди, проходившие мимо, казались ему очень бедно одетыми, и мусульмане вроде бы преобладали в толпе. Но чашка исправно наполнялась хлебом и мелкими монетами. За обедом в общей трапезной Иниго демонстративно отказался от каши, выложив на стол добытые корки. После трапезы вновь зашёл к гвардиану.

   — Как вы смогли убедиться, мне не нужно от обители никакой пищи, кроме духовной. Если, оставшись здесь, я смогу иногда приходить к вам на исповедь — мне будет достаточно.

   — Если так, — задумчиво сказал гвардиан, — пожалуй, я не вижу причины, мешающей вам остаться в Иерусалиме...

   — Благослови вас Бог! — Иниго чуть опять не заплакал от радости, но францисканец прервал его:

   — Я не против, но, видите ли, я не имею полномочий принимать подобные решения. Вам нужно говорить с провинциалом (это наш главный настоятель), когда он вернётся из Вифлеема.

   — Хорошо. Я готов. — Согласился Лойола. Он был уверен в успехе мероприятия.

   — Я позову вас, как он приедет, и расскажу ему о вашем похвальном рвении, — пообещал гвардиан.

Четыре дня Иниго совмещал осмотр святынь с добыванием хлеба.

Получалось неплохо. На пятый гвардиан сообщил о прибытии провинциала.

В келье сидел очень усталый и запылённый францисканец. Увидев бодро ковыляющего паломника, он тяжело вздохнул.

   — Мне рассказали о вашей набожности, — начал он.

К сожалению, вынужден отказать в вашей просьбе.

Иниго не поверил своим ушам.

   — Почему... отказать? Я же не прошу пищи у обители.

   — Видите ли... как вас звать? Иниго... не один вы хотите остаться здесь. Люди остаются, а потом попадают в плен к арабам или умирают, а францисканский орден несёт расходы. Мы вынуждены выкупать наших братьев или хоронить их, а средств на это не имеем. Поэтому, ценя вашу набожность, я настаиваю, чтобы вы отплыли завтра с вашей группой.

Лицо Иниго потемнело.

   — Это не моя группа, — сказал он резко, — я иду один. И я прибыл сюда не для битья поклонов! Я собираюсь проповедовать. Язычникам и своим братьям, отошедшим от Христа. У меня есть дар убеждать. Вы можете увидеть сами!

   — Интересно. Я бы посмотрел, — провинциал оживился, — а вам известны арабские обычаи и праздники?

   — Разумеется, нет, — сухо ответил Лойола, — с чего бы мне интересоваться жизнью неверных?

   — Жаль. Прежде чем нести людям мысль, неплохо бы узнать их получше.

Иниго не успел ответить. Францисканец прищурился, оглядел собеседника с ног до головы и заметил:

   — Проповеднику необходимо знание теологии. Это так, к слову. Я не могу ставить под сомнение ваши знания.

   — Теология? Это ещё что такое? — удивился Иниго.

   — Наука, имеющая своим предметом Бога, Богооткровение, Божественное домостроительство, различные аспекты жизни церкви. Все, кто проповедует, — должны иметь теологическое образование.

   — Вы считаете, вдохновение, ниспосланное Святым Духом, хуже?!

   — Нет-нет, ни в коем случае, — успокаивающе сказал провинциал, на всякий случай отодвигаясь подальше. — Но, скажите, вы помните заповеди? Например, в чём состоит седьмая?

   — Не надо меня запугивать, — отрезал Лойола, — я всё равно буду проповедовать, что бы вы там ни говорили!

   — Значит, что бы мы ни говорили? — переспросил францисканец почти весело.

   — Ну... если только мне бы пришлось совершить грех.

Провинциал поднялся.