Игра

– Он говорит теперь, что освобождение свободной – не обсуждается…,– развел руками Пётр и опять оглянулся вокруг, широко разведя руками, как будто в полном недоумении.– Наши отношения со свободными – теперь, выходит, не обсуждаются… Ну, правильно, ведь? Что там обсуждать? Резать их надо!– резко махнул рукой сверху вниз.

– Да-а-а! Резать! Так! Ты прав!– раздалось слева и справа.

Со своего места в темном углу поднялся старейший из находящихся в строю хранителей. Совершенно седой – его полностью белая голова поблескивала в полумраке – но еще достаточно крепкий, чтобы ходить в караул, он молча стоял и смотрел на Старого. И постепенно замолкли сначала те, кто был ближе к нему, а затем тишина кругами, кругами распространилась на весь зал, на всех присутствующих.

– Старый. Ты еще помнишь меня?

– Ты смеешься? Мы же вместе…

– А то я уже подумал, было, что это – не ты. Старый, скажи этим молодым, что они врут. И я сам предложу сменить командира первого отряда. Ну? Ты не молчи, Старый!

Совет вышел из рамок предложенной темы. Вышел далеко, «загнать» обратно будет трудно, если не невозможно.

Старый оторвался от стены, сделал шаг вперед, по направлению к ветерану, смотря ему в глаза:

– Я хотел говорить совсем не об этом, друг мой. Есть проблемы, над которыми я ломаю голову. Есть проблемы, которые надо обсудить…

– Нет, Старый, скажи им, что ты сделал со свободной? Ты сам зарезал ее? А? Или сначала побаловался? Не так уж мы и стары, да? Ну, скажи этим молокососам!– подмигивал с ухмылкой ветеран.

– Да-да,– из темноты прорезался голос командира второго отряда, невысокого крепыша Виктора.– Скажи нам, молокососам, Старый… Ну?

Именно его люди были в карауле вчера и сегодня утром. Уж он-то знал, где и что со свободной…

– Я…,– начал было.

– Ты отпустил ее,– ласково улыбнулся Виктор, подойдя вплотную и глядя ему в глаза.– Ну? Скажи же всем: ты отпустил ее. Скажи, Старый, народ ждет,– повел он рукой.

Вставали ветераны. Встали все командиры отрядов. Учителя и оружейники остались где-то позади, за плотной стеной крепких спин.

– Старый? Что же это? Ты терпишь такие слова? Ну, Старый?– это было как в собачьей стае, когда окрепший молодой пес начинал вдруг лаять на старого вожака, и вся стая смыкалась кольцом, ожидая, чем закончится схватка.

Учитель, пришедший из села, пытался докричаться из-за этих спин, что вопрос к патрулю – сегодня важнее, что патруль слишком много берет на себя, что скоро хранилищу придется иметь дело с патрулем, пытался прорваться к Старому, помочь, спросить… Но его усадили на место, а рядом встал один из ветеранов, опустив руку ему на плечо:

– Погоди, учитель. Погоди, не дергайся. Дойдет и до тебя сегодня очередь.

Старый поднял руку, прося тишины.

– Я прошу всех сесть. Сесть и успокоиться. Я буду говорить, и скажу о том, что вы спрашивали.

– Да, ладно тебе! Мы и стоя услышим! Говори, Старый! Всем слышно! Что со свободной? Скажи это!– послышалось со всех сторон.

– Я отпустил ее!– произнес он громко и отчетливо.– Ну? Вы этого хотели? Чтобы я сказал сам? Повторяю: да, я отпустил ее.

Тишина обвалилась, придавив всех, как будто упал надежный бетонный потолок, и не слышно ничего под завалами.

– Я считаю, что нам надо срочно заключить перемирие со свободными,– продолжал Старый в наступившей тишине.– Я считаю, что появилась новая опасность, которая страшнее свободных, с которыми мы уже научились воевать. Я считаю, что временно – повторяю, временно – мы должны перестать думать только о свободных…

– Старый, ты отпустил свободную отсюда, из хранилища? Отпустил с оружием?– седой ветеран (Михаил – вот как его зовут, вспомнил Старый) смотрел непонимающе и даже с какой-то детской обидой.

– Да, Михаил, я сделал это. И не просто сделал это, а послал с ней молодого. А еще с ними пошел человек патруля. Они идут на юг, на разведку. Идут вместе. Вот так я решил. А утром к свободным пошел Лекс. Ну, вы все знаете Лекса… И я жду известий от него буквально с минуты на минуту…

Стук в двери, кто-то приоткрывает их, выслушивает, поворачивается к залу:

– Там караульный снаружи – к Старому. Говорит что-то о свободных…

– Пусти, пусти! Вот и известия эти!

Вошел один из караульных внешних постов и тут же направился к свету, туда, где стоял Старый. Четко доложил:

– Старый! На наш пост вышел свободный. Он был без оружия. Он не подходил к посту, но знал, где мы. Мы не стреляли, как ты и приказал. Свободный оставил мешок, повернулся и ушел.

– Ага! Начался диалог! Давай мешок,– обрадовано протянул руку Старый.

– Нет, погоди,– отодвинул его в сторону Петр.– Мало того, что ты отпустил свободную, так еще и какие-то посылки от свободных? Нет уж, дай я сам открою твою посылку.

– Ну, пожалуйста,– Старый снова отошел к стене, привалился к ней.

«Ну, вот… Вроде, получилось. Вроде, пронесло? Вот только на сердце все равно тяжесть… Что может быть в этом мешке?»

Командиры отрядов столпились вокруг стола. Петр засапожным ножом срезал узел, и, взяв кожаный мешок за два нижних угла, со стуком вытряхнул содержимое на стол. В полной тишине охнул кто-то из учителей.