Игра Бродяг

Проходя мимо ворот, сквозь которые они накануне вошли в деревню (вернее, их втащили волоком), Вогтоус задумался: может, захватить Эхо и попытаться сбежать? Хотя нет, вряд ли что-то получится — на воротах красуется замок, а частокольная стена уж слишком высокая и гладкая, не заберешься. Да и не могут они просто проигнорировать то, что Игра обязует их сделать. Зато после, Вогтоус не сомневался, ворота распахнутся сами собой, будь они хоть цепями окованы.

Впереди мелькнуло бело-синее платье, и он ускорил шаг.

— Эй! — окрикнул Вогт, пытаясь добавить живость в свой холодный голос.

Девушка оглянулась. Обращение «эй» ей не понравилось, и ее брови были сердито сдвинуты. Глаза девушки были такого же синего цвета, как ее платье, но с небом ее глаза Вогт не стал бы сравнивать. Скорее уже с драгоценными камнями. Холодными, безжизненными драгоценными камнями.

— А, охотник на драконов, — догадалась девушка. Тонкая морщинка меж ее бровями разгладилась. — Слышала о тебе.

Вогт улыбнулся, но его сумрачный взгляд не прояснился. Если девушка поверит его улыбке, то она очень-очень глупая.

Девушка поверила, и Вогтоус ощутил нечто вроде презрения. Он не интересовался причинами ее доверчивости и не пытался понять, что его ресницы такие длинные, а в глазах не угасла искорка доброты, которая так озаряла его взгляд прежде, и что среди всех этих грубых, щетинистых мужчин он кажется таким нежным, что хочется прикоснуться к нему и убедиться, что он настоящий.

***

«Что-то происходит с Вогтом, — грустно думала Эхо, одеваясь. Сидеть и ждать в давящих стенах чужого дома было абсолютно невыносимо. — А эти разговоры о предназначении? Да какое предназначение у него может быть? Только такое, какое он сам себе придумал».

Она вышла на крыльцо и глубоко вздохнула. Небо очистилось, но хоть этот ясный солнечный день выглядел почти как летний, его запах и вкус были отчетливо осенними.

В пыли на дорожке прыгали птицы. Они были совсем крошечными, а их лапки тонкими, как травинки, но они знай себе скакали, не задумываясь о том, что скоро тепло окончательно обернется холодом, и прежде, чем это наступит, они должны покинуть эти земли. Эхо вернулась в дом и взяла кусок хлеба. Раскрошив, бросила его птицам. Некоторое время она наблюдала, как птицы клюют, и это ее чуть успокоило. Все не так уж и плохо, решила она, пока есть птицы и пока они способны перебраниваться из-за крошки хлеба.

Улица была пустынна, как будто солнце напугало людей деревушки и заставило их спрятаться в сумрак их тесных домов. И все же кое-кого она встретила.

Мальчик лет семи-восьми сидел на траве и сквозь щель в заборе рассматривал большой дом с крытой черепицей крышей. Сразу было понятно, что мальчик не живет в этом доме и вообще не живет в доме. Он был взъерошенным, худым, в порванной и грязной одежде.

— Привет, — сказала Эхо — тихо, чтобы не спугнуть.

Несмотря на всю мягкость ее тона, Молчун подскочил и испуганно-затравленно уставился на нее. Эхо увидела красновато-серые полосы грязи и крови на его одежде, следы ударов на лице, разбитые до болячек губы, и по ее телу пробежала дрожь. «Он убежит, — подумала она встревоженно. — Он сейчас убежит».

— Не бойся меня, — сказала она.

Мальчик распрямился во весь невеликий рост, мимикой и всем телом выражая растерянность. Никто никогда не говорил с ним так ласково, а потому он не знал, чего ему ожидать и что делать, и просто смотрел на Эхо внимательными недоверчивыми глазами.

«Что мне сказать ему?» — подумала Эхо. В ее голове не было ни единой мысли, кроме той, что она должна немедленно выдать что-то этакое, чтобы мальчик не смог ей не поверить. «Вогт!» — мысленно позвала она в тщетной надежде. Вогт умел находить нужные слова, а вот она совсем нет.

— Почему ты здесь совсем один? — спросила она.

Молчун молчал, как и полагается молчуну, и, судя по взгляду, размышлял, не пора ли ему рвать когти.

— Ты голоден? — Эхо пожалела, что отдала весь хлеб птицам. Кажется, в доме еще остался кусок…

Молчун развернулся и пошел прочь — вопреки своему желанию неспешно, демонстрируя, что он вовсе ее не боится. Да он и не боялся бы, гаркни она на него как все другие, вместо того, чтобы смотреть на него так странно-сочувственно.

— Не уходи! — позвала Эхо и пошла следом. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

Молчун ускорился. Походка у него была шаткая, неловкая, одно плечо поднималось заметно выше другого.

— Пойдем со мной, — предложила Эхо. — Я тебя накормлю. Я же знаю, что ты ужасно голоден, я помню, как это. Как тебя зовут?

Молчун побежал.

— Подожди! — крикнула Эхо и последовала за ним.

Поймать уличного ребенка, когда он твердо настроен удрать, так же непросто, как ухватить ладонями молнию. Молчун просочился сквозь кошачий лаз в заборе, куда, казалось бы, даже его голова не пролезет, и скрылся, а Эхо осталась на другой стороне. Она прислонилась к занозистым доскам и даже зубами лягнула от разочарования.

***