Кровь просачивалась сквозь чешую. Сначала она выступила маленькими капельками, затем ручейками потекла по шкуре дракона, капая на землю. Дракон запрокинул голову и мучительно застонал.
— Что…
Вогтоус оттаскивал ее. Эхо билась, пытаясь высвободиться.
— Не подходи к нему. Он умирает!
— Почему?! — выкрикнула Эхо, и Вогтоус зажал ей рот ладонью.
Хрипло дыша, дракон осел на землю, распластав обмякшие крылья. Вокруг него уже натекло целое озерце крови.
Эхо застонала, слабея. Вся боль дракона текла сквозь нее.
— Тише, — сказал Вогт, гладя ее волосы. — Так должно быть. Он уже не тот мальчик. Он только его ненависть. Он весь — это ненависть. И ему не выдержать ни жалости, ни любви.
Эхо еще слышала свистящее дыхание дракона и, отвернувшись, спрятала лицо на груди Вогта. Потом стало тихо.
— Отпусти меня.
Вогт отпустил.
Дракон исчез. Остался лишь Молчун, лежащий на липкой от крови земле. Его неподвижное лицо источало покой, губы расслабились, челюсти разжались. Он словно спал с открытыми глазами и видел безмятежный сон. Эхо подошла и села рядом. Она дотронулась до его груди, но его сердце не билось. Она положила пальцы на его губы и не ощутила дыхания.
— Он мертв, — сказал Вогт. — Ты не сможешь вернуть его.
— Какие же мы злые, — сказала Эхо. — По-настоящему плохие. Вся эта жестокость — зачем? Нам что, это нравится? Нам это нравится? — закричала она.
— Вы одолели его, — выдохнул Майлус, приближаясь. Глаза Майлуса были огромные и круглые, как у совы. Он подошел к Вогту, стараясь не наступать на кровь. — Невероятно. Это действительно был мальчишка…
— Да, мы победили его, — сказал Вогтоус, хмурясь садящемуся солнцу. — Вы рады, Майлус?
— Да, — ответил тот неуверенно.
— Полагаете, все закончилось?
— А разве нет?
— Нет, — Вогтоус смотрел на солнце. — Когда в этом мире вспыхнет огонь, продолжающий огонь этого дня, но сильнее его в тысячу раз, вы сгорите первыми.
Лицо Майлуса все сморщилось и заострилось.
— Ты что же, бродяга, проклинаешь нас?
— Да, — ответил Вогт.
Он подошел к Эхо и помог ей подняться. Ее тело было словно лишено костей, голова повисла. Она совсем потерялась в своем горе. Может быть, ее боль когда-то и была острее, но никогда — такой живой, беспокойной и горячей, как кровь, плещущая из смертельной раны.
— Все вскоре закончится, — тихо пообещал Вогт. — Осталось немного.
Вогтоус пнул ворота, и те распахнулись. Замок остался на одной створке. Изумленный Майлус разинул рот.
— Похороните ребенка, — приказал Вогт. — Только посмейте ослушаться меня, и… — он оглянулся, посмотрел в глаза Майлуса и убедился, что тот не посмеет.
Ворота захлопнулись за бродягами.
Майлус подошел к воротам и проверил замок. Тот крепко держал обе створки, не позволяя им разойтись. Майлус подергал ворота. Заперты. Что за…
— Они просто сумасшедшие бродяги… — пробормотал Майлус. Пусть это ничего ему не объяснило, зато как-то успокоило. — Этот чудик еще вздумал проклинать нас. Просто смешно. Какой огонь? Бред. Бре-е-ед, — повторил он для уверенности и, хромая, побрел по разгромленной улице. «Был бы дождь, помог бы потушить дома», — подумал он с надеждой, но день как назло был сух и ясен и не чувствовалось, что что-либо изменится в ближайшее время.
Молчун лежал прямо, спокойно, и его открытые глаза пусто смотрели в белое небо.
Глава 21. Конец игры
Море яростно бросалось на скалы, разбиваясь на тысячи тусклых осколков. «Словно хочет захлестнуть, затопить весь мир, — подумала Эхо, — но что-то не позволяет ему, пока еще…» Во время тяжелого спуска к побережью ее ботинки окончательно развалились, пришлось сбросить их. Стоять босиком на неровной скалистой поверхности, едва не падая под напором ветра, было больно и холодно. Эхо ощущала странную закономерность в том, что они пришли к морю босыми — потому что к нему невозможно приблизиться, не испытав боль. Все в их истории стало неслучайным, все обрело скрытый смысл, который ей было так страшно понять, одновременно с этим осознав всю степень своей несвободы.
— Это все? Это конец, Вогт? — спросила она, оглядев испещренное острыми скалами побережье. Сколько хватает взгляда, везде она и та же картина. — Нам больше некуда идти. Разве что сигануть со скалы в море.
Очередная волна атаковала скалу — с таким грохотом, что в ушах зазвенело.
— Но это верная смерть, — продолжила Эхо. — Стоит нам оказаться в воде, и мы уже не выберемся. Ты можешь удержаться на поверхности и помочь продержаться мне. Вот только даже твоих сил не хватит на то, чтобы преодолеть море.
— Тогда нам остается дожидаться, пока небо не догорит, пока Восьмерка не разорвет нас в клочья, — буркнул Вогт. — Еще один бой… Ох, как я же устал. От всего: от злости, от боли, от Игры…
Ветер хлестнул Эхо косой по лицу. Волосы все еще пахли дымом. Потерев горящую от удара щеку, Эхо устремила в пространство пустой тусклый взгляд.
— Мальчик… Мы не спасли его.
— Мы изначально ничего не могли сделать, — возразил Вогт, и холодное безразличие в его голосе резануло Эхо, как нож, скользнувший по ребрам.
— Мы недостаточно пытались, — неуверенно возразила она.