Игра Бродяг

— Однако есть воспоминания, которые даже камни не могут хранить без боли. Они бы кровоточили, если бы только могли. Иногда они пытаются рассказать о переполняющем их страдании. Высказать все и, наконец, освободиться. Но здесь их некому слушать, — Человечек смотрел на нее с легкой насмешкой.

«Наверное, Вогту бы он понравился, — подумала вдруг Наёмница. — Хотя Вогту все нравятся».

— Старый колдун не всегда был жесток — разве что в тех случаях, когда ярость захлестывала его разум… а это случалось довольно часто. Его сыновья были тихи, послушны, нерешительны порознь и хулиганы вместе. Поэтому они старались никогда не разлучаться.

— Старый колдун? То есть отец того Колдуна, что правит замком сейчас? — догадалась Наёмница.

— Выходки детей сердили отца, но мать заслоняла их от его ярости. Однажды, в очередной раз поддавшись гневу, грозный муж убил ее. Он не хотел этого, но в его голове пылал огонь, который всегда легко разгорался и медленно гас. Все его могущество не помогло ему воскресить жену. Ему осталось только похоронить ее с честью, что он и сделал, и с тех пор стал постоянно угрюм и мрачен. Все чаще сыновья сердили его, хотя после смерти матери и утратили свою бойкость. Когда одному из них исполнилось семнадцать, а другому шестнадцать лет, они решились умертвить отца. Они убили его, когда он спал, и плакали после этого, но не сожалели о своем решении, потому что больше не могли терпеть его злобу.

Наёмница смотрела на Человечка во все глаза. Почему он рассказывает ей об этом?

— Разве это не то, что ты должна знать? — спросил Человечек.

Она не знала, что должна знать. Но ей очень хотелось бы, чтобы люди перестали отвечать ей до момента, когда она выскажет мысли вслух. А то как-то неуютно.

— Потерпишь, — сказал Человечек.

— А что с тем деревом? — спросила она. — Тем, которое покрыто странными письменами?

— Оно росло многие века и погибло в день, когда на его корни пролилась кровь.

— Кого там убили?

— Предыдущий колдун убил своего отца.

Наёмница посмотрела в небо. Оно было бледно-серое с бело-голубыми облаками.

— Это что же? Отец Колдуна тоже убил своего отца? Могли бы придумать семейную традицию получше…

— Тот был стар, но не спешил отдавать свою власть. И тогда сын зарезал его под большим деревом. После этого дерево начало сохнуть. Потом с него отслоилась кора. На открытой плоти дерева, как шрамы, проявились буквы. Они сложились в слова, которые мог понять только колдун, потому что они были на древнем колдовском языке. Прочтя их, отцеубийца узнал, что породил призрак, которому отныне будет подчинена вся его жизнь. С тех пор страх быть однажды убитым собственными сыновьями преследовал его ежеминутно. Сразу после рождения младенцев он попытался избавиться от них, но мать отчаянно защищала детей, и из любви к ней он уступил. А чтобы они никогда не осмелились противостоять ему, он воспитывал их в страхе…

— Цепи… — пробормотала Наёмница. — Они свисали со стен в комнате с маленькими кроватками…

В темных глазах Человечка как будто бы мелькнуло сожаление, но Наёмница сомневалась, что он чувствителен достаточно, чтобы о чем-то сожалеть.

— Однако он забыл о том, что страх способен превратиться в отчаяние, а отчаянье — в безрассудство. А также о том, что одни призраки порождают другие. И, если призрак рожден, его можно заточить в камень. Но не убить.

— Как они вообще появляются, эти призраки? — спросила Наёмница, не понимающая и половины.

— Боль порождает призрак… ненависть… сильные желания. Даже мысли — иногда. Убийство… Ты можешь оставить их на свободе, и тогда они разорвут тебя. Если ты запираешь их в камень, ты продляешь свою жизнь на тот срок, пока можешь вытерпеть тяжесть. Но, так или иначе, твои призраки всегда рядом с тобой. Посмотри вокруг — и увидишь одни лишь камни, что загораживают свет, — Человечек помолчал и сказал: — Я вижу твоих призраков. Они темны, как вода на дне колодца.

Он насмехается над ней? Наёмница резко вспылила.

— Это все настоящая (…), — сказала она. — Просто (…). Я не верю в призраков, всю эту ерунду. Я что, по-твоему, таскаю с собой груду камней, будучи об этом в неведении?

— Нет. Ты носишь свое окаменевшее сердце. Разве не чувствуешь его холод и тяжесть? — Человечек отвернулся от нее и быстро пошел прочь.

Бледная от злости, Наёмница взглядом проводила его до замка.

— Если призраков нельзя убить, а запереть их в камни тоже не спасение, — запоздало крикнула она, — что тогда с ними делать?

Его ответ прилетел к ней вместе с ветром.

«Заставь их уйти».

— Как этого добиться?

«Пока у тебя нет имени, у тебя нет сил прогнать их».

— Это не ответ на мой вопрос! — крикнула Наёмница.

Ее слышали только камни, которых здесь тысяча или две. Или еще больше. Зачем они здесь в таком количестве?

Она вдруг почувствовала себя страшно одинокой, потерявшейся среди камней. Если бы она могла позволить себе, она бы заплакала. Почему она ничего не понимает? Почему ей приходится думать о том, о чем она не хочет думать? Если это Игра, то она не хочет играть в нее. Может, было бы лучше, стань все как прежде?