Он серьезно посмотрел на меня без тени обиды и непонимания и тихо сказал:
– Конечно-конечно, Адам, теория, и ничего больше. – Он спрыгнул со стола и, пружинистым шагом приблизившись к разлапистому молодому растению, судя по листьям – банану, указал на его округлый ствол: – Я предлагаю поставить гнома сюда, а? Что скажешь? И из беседки хорошо видно, и с дорожки для прогулок.
– По-моему, отлично, – согласился я.
Он хмыкнул в ответ и повел меня дальше по саду, рассказывая, откуда родом деревья и как именно попали сюда. Про теорию кинолент больше не вспоминали, и я беспокоился, что моя реакция задела этого, безусловно, умного и проницательного человека. Как и любой ученый, он интуитивно искал поддержки собственным теориям, а высказал лишь сомнения. Виктор тем временем увлеченно продолжал повествовать, как настоящий ботаник и любитель природы, делая акценты на особенностях ухода, таких как подрезка или график полива. Пройдя по большой дуге, мы вернулись к дому, и Виктор пригласил зайти на чашку чая или кофе.
Дом оказался просто огромным и удивительно прохладным, несмотря на летнюю жару. Внутри пахло сырой землей и свежей зеленью, отчего казалось, что кто-то только что резал пучок петрушки. Виктор рассказал, что это все благодаря конструкции крыши и стен дома, а также водопаду, устроенному рядом с камином. В центре дома, как огромное дерево, возвышался дымоход, по стенкам которого струилась вода. Она охлаждала и увлажняла воздух, затем, увлекаемая мощным погружным насосом, разносилась по тонким трубкам по всем стенам, где нагревалась, забирая лишнее тепло, и вновь сбегала по высокому дымоходу, расширяющемуся книзу, словно крутая гора.
Подниматься наверх мы не стали, а прошлись по первому этажу, где за стеклянной стеной виднелся спортзал, в центре расположилась гостиная и столовая, в которой Виктор распорядился подать холодный чай и мороженое. Мы сели рядом с небольшим озерком, окаймленным каменным берегом, куда и сбегала вода, и долго молчали, поедая нежное фисташковое мороженое с кусочками жареного миндаля.
– Виктор, почему ты все это мне рассказал? – совершенно искренне спросил я, так как был уверен, что он почти ни с кем не делился своей теорией, а она, как известно, такая же интимная и, соответственно, уязвимая сфера интересов любого ученого, как личная жизнь обычного человека.
– Не знаю, Адам. Мне кажется, я устал жить как отшельник и общаться лишь с садовником и домработницей. Видимо, старею и становлюсь более сентиментальным. – Он облизал ложечку и, положив ее в опустевшую стеклянную вазочку, посмотрел мне в глаза: – Я устал жить в одиночестве, а друзей среди американцев так и не появилось.
– И ты посчитал, что я могу стать твоим другом? – Я улыбнулся как можно более дружелюбно.
– Да, – спокойно проговорил Виктор.
– Приятно слышать, но у меня слишком много всего дурного в жизни, начиная от алкоголя и заканчивая личной стороной дела, так что я боюсь показаться унылым засранцем.
– Пускай. – Виктор смерил меня взглядом. – Я тоже не самый веселый на свете парень, да и выпить вина всегда рад. Главное, приятель, перцем не стареть.
Мы рассмеялись тепло, по-дружески, словно знали друг друга очень давно, просто никак не могли встретиться из-за повседневных дел. Перед тем как стройная женщина лет сорока с толстой косой черных волос, огромными глазами так любимого мной кофейного оттенка принесла нам чай, мы говорили о науке и вспоминали жизнь в России. Нет, не критиковали и уж тем более не ругали, а ностальгировали, бережно перебирая каждую деталь и особенность.
Виктор оказался удивительным собеседником, в котором умение слушать и говорить сочетались в той самой золотой пропорции, когда можно вести беседу часами, совершенно не устав и потеряв счет минутам. Виктор шутил, и всегда это было с искрой ума и с благодушным подтекстом, и мы смеялись, смущая домработницу, не понимающую русскую речь и явно приписывающую часть нашего задора на свой счет.
Уже прощаясь у главных ворот, мы с Виктором договорились, что раз в месяц будем непременно встречаться. Я пригласил его к себе на вторую неделю августа, к тому времени надеясь закончить еще одного гнома. Всю дорогу обратно я молился, чтобы Кена и Алисы не было дома, так как сегодня меня безудержно тянуло туда, в ее спальню, где все напоминало о ней, моей Али.
Ровно семь лет назад в этот самый злополучный день я взглянул на Алису как на женщину. Я прошел уже знакомым путем в ее спальню, открыл шкаф с бельем и зарылся носом в футболки, еще хранящие запах ее тела и духов. Как бы я ни призывал самого себя быть благоразумным и держать эмоции под контролем, ничего не выходило. Я стонал, как раненая собака, содрогаясь от одной мысли, что Али в этот самый миг счастлива с Кеном. Как же не хватало мне человека, которому я мог открыть свою тайну и с кем мог бы разделить этот вечер. Я был жалок, с футболкой в руках, стоя на коленях перед шкафом и склоняясь головой к самому полу, словно молящийся, от скручивающей изнутри боли.
Глава 34
15.08. Суббота