Алиса, казалось, не заметила этого, а я был счастлив, как мальчишка. Глупая радость от утирания слез любимой, которые она льет вовсе не по тебе. Но что же мне еще было делать, раз объятия Алисы достались именно так? Я был рад и этому… Адам Ласка, нобелевский лауреат из Москвы, утирающий слезы мексиканке в пригороде Лос-Анджелеса. Перевернувшись на живот, она подложила ладони под подбородок и спросила, явно не ожидая услышать от меня серьезного ответа с парочкой веских аргументов:
– Почему мужики такие собственники? Ведь все было нормально!
– Не могу говорить за всех, скажу только… не все такие, хотя таких большинство.
Я, конечно, говорил о себе. Демонстрировал ей, вот, мол, смотри, какие бывают мужчины, способные годами идти рядом без приступов ревности, спокойно и с достоинством. Способные любить без жажды обладать! Только вот эта самая жажда обладать не утоляла страсть и желание… Я скорее бы смирился с ролью приходящего любовника, чем вовсе жить без ее кофейных глаз. Идти рядом по жизни, потому что хочу этого, так я считал… Так я считаю!
– Не знаю, Адам, не знаю, нет бы обнять там, пойти потрахаться, а не устраивать очередную сцену с нравоучениями и наставлением меня на путь истинный, – быстро выпалила Алиса и осеклась. – Прости, тебе, наверное, не очень-то приятно слушать…
Она была права, хотя я готов был слушать и это, лишь бы ее голос звучал на фоне ночного дождя. Ее голос был таким же чудом, как дождь в этой пустынной местности. Признаться, ее откровения не вызывали во мне ревности или чего-то похожего. Эта личная жизнь Али была на втором плане, она меркла, пока теплилась надежда на ее взаимность ко мне. Пусть будет этот второй план, лишь бы был и мой, пока иллюзорный план, в котором мы вместе. Я собрался с духом и проговорил как можно более спокойно и уверенно:
– Я не мальчик и о существовании секса знаю, как и о том, что ты им занимаешься, так что… прошу тебя, говори и ни о чем не думай.
Я замолчал и проговорил про себя только что сказанное. В мыслях эти слова отозвались совсем другими страстями. Это была даже не ревность, это был ее экстремум, максимальная точка накала, какая вообще возможна. Я постарался взять себя в руки. Может быть, Адаму Ласке предстоит постоянно жить с этими мыслями, и нужно уметь справляться с такими приступами ревности, иного не дано.
Господи, на что я надеялся? Бриджид много раз возвращала меня и к этому моменту, но никто так не видел мои страдания, как видел их я. Располневший на американской жратве, с первой сединой в волосах, я был смешон сам себе. На что я вообще рассчитывал? На то, что она воскликнет: «Какое облегчение, Адам, я так боялась, что ты никогда не сделаешь первый шаг»? Это даже в мыслях выглядело наивно и смешно. Я проиграл, еще не начав игры.
Это понимание пришло вдруг так четко и ясно, что я наконец-то смог выразить его в словесной форме. Все было просто. Мужчина во мне, тот, чей внутренний голос звучит в голове, давно бы приступил к действиям, разложил бы все по полочкам и уж точно не стал бы вытирать сопли любимой, которые она льет по другому мужику. Но в то же время ценность нашего возможного будущего вдвоем сковывала руки… Сковывала надежно, лучше самых тугих наручников! Я боялся напугать Алису своим напором, боялся оттолкнуть излишней спешкой и активностью, и я знал, что буду вынужден ждать инициативы и некого одобрительного сигнала от нее. Я знал, что без такого сигнала никогда не решусь просто поцеловать ее, и именно поэтому и только поэтому с самого начала мне уже предстояло проиграть любому нормальному мужчине.
Тут не надо быть дипломированным спецом, тут все проще простого. Ей нужен мужчина, а я смогу им быть лишь с ее согласия, которого, возможно, мне не дождаться. Шах и мат, Адам, ведь нормальному человеку оно не требуется, он действует, отталкиваясь от собственных побуждений… И причина не только в боязни быть отвергнутым, причина еще в том, что за все те годы, что я любил Алису, мечтал о ней, она настолько вошла в мою жизнь как некий идеал, что я не мог позволить себе бросить в бой все средства, которыми обладал. С теми, кого уважаешь, так нельзя. Этот принцип для меня базовый и нерушимый. Хотя Бриджид всегда говорила мне, что мной руководил обычный страх, и теперь я склонен с ней согласиться.
Я, конечно же, понимал это, знал, что такой путь, скорее всего, ошибочный, но пересилить себя, заставить действовать иначе просто не мог. Я лежал рядом с Алисой на кровати, прикасался к ее волосам и ощущал внутри ледяной вакуум обреченности. Словно гигантский провал открывался под ногами, и я начинал скатываться к обрыву, в его чернеющий зев, ведущий напрямик в ад. Мой персональный ад.
Мы продолжили разговор, сменяя одну тему другой, но теперь Алиса старалась всячески избегать упоминаний о Кене и своей личной жизни. Мы обсудили успехи «Лос-Анджелес Кингз», современную молодежь и даже прошлись по новой моде делать так называемое селфи, что в масштабах Америки приняло истерический размах.