Игра колибри

Алиса никогда не торопилась взрослеть, скорее наоборот, старалась как можно больше пребывать в беззаботном отрочестве, однако ее природная женственность прослеживалась во всем. Даже когда она каталась, словно девчонка, на старом велосипеде, это походило на некую осознанную игру с образом скромной и в то же время наполненной необъяснимой сексуальностью школьницы. Она дурачилась, отпускала шутки из мультфильмов, и ей это было даже к лицу, но скрыть от мира женщину, несомненно, уже жившую полной во всех смыслах жизнью, было просто невозможно.

Первым сообщением она как будто пыталась вернуть меня в те времена, когда, как она считала, я относился к ней просто как к девочке, живущей по соседству. Али проверяла меня на искренность, а может, наоборот – хотела перевести отношения в приемлемое для себя русло, но было поздно. Мой вулкан бурлил лавой эмоций и чувств.

Следующие два сообщения я прочел с еще большим разочарованием. Она писала, что вечером мы не увидимся, а утром она отвозит мужа в аэропорт. Алиса не назвала его по имени, а ограничилась безликим определением статуса, что я отметил как хороший знак и маленький камушек на мою чашу весов.

Не желая оставаться в доме и переживать то, что было накануне, я позвонил Виктору и с удивлением узнал, что они вместе с Патриком смотрят футбол в квартире Гассмано. Лучшего и не придумать. Хорошая компания была как нельзя кстати.

Как оказалось, они заняты этим увлекательным делом далеко не первый день. У входной двери в квартиру Патрика любого гостя торжественно встречала башенка из пустых картонных коробок, в которых обычно доставляют пиццу. Она была мне почти по пояс, а значит, парни взялись за дело всерьез.

Я постучал, но ждать ответа не пришлось. Дверь открылась сама, и я тут же очутился в атмосфере мужского безумия. Одно слово – футбол. Игра близилась к концу, Патрик привстал с кресла, держа в руке надкушенный ломоть пиццы, а Виктор, сидя на диванчике, склонился к телевизору так, что почти касался его головой. Патрик был одет в измятые льняные шорты с карманами на кнопках и, судя по пятнам, вытирал о них руки уже несколько дней.

На меня они не обратили внимания, если не считать скупого жеста из сложенных трубочкой губ и поднесенного к ним указательного пальца. Я прошел на кухню, совмещенную с гостиной, в виде углубления в стене, куда вместился скромный кухонный гарнитур и холодильник.

– Молодец, что вырвался, – одобрил Виктор, немного переведя дух после финального свистка. – Мы, кстати, почти закончили сезон две тысячи второго года и хотели пригласить тебя.

– Всегда хотел увидеть, как живут преступники, – ввернул Патрик, посмотрев на Виктора исподлобья. – Я слышал, нет, не то чтобы я утверждал это, просто слышал, что у плохих парней есть огромные телевизоры и отличные аудиосистемы для просмотра футбола.

Честно признаться, я думал, Виктор включит заднюю и придумает глупую отговорку, но, к моему удивлению, он встал, подошел к Патрику, развел его руки в стороны и, прибавив к этой ширине невидимого экрана еще и длину одной своей руки, отметил:

– Вот такая бандура!

Патрик открыл от удивления рот.

– Удивил, посмотрим, насколько приврал, посмотрим. – Он ударил ладонями по ляжкам и, словно только что заметив меня, спросил: – Ну, как у тебя дела?

– По-разному. – Я попытался улыбнуться.

Патрик, привыкший, что американцы на этот вопрос отвечают иначе, задумался, но Виктор все понял быстро, вроде прочел мои мысли.

– Адаму нужна хорошая компания, Патрик. У него шероховатости в личной жизни, и он пришел к нам в стаю, чтобы зализать раны.

Патрик выпятил нижнюю губу, с шумом втянул ее обратно и, шлепнув себя по лбу ладонью, согласно кивнул:

– Понял, что тут неясного, одна дорога, в бар.

Так мы и решили, отправившись пешком в соседний квартал, где, по словам Патрика, наливали отличный виски. Пока они обсуждали перипетии матча, я думал о том, почему пошел к ним, а не к Петру, которого знаю дольше и гораздо лучше и который непременно бы помог мне справиться с хандрой одной из своих шуточек. Однако понять причину мне не удалось. Я пошел туда, куда меня потянуло, не рассуждая о выборе ни минуты.

Бар соответствовал тем самым шаблонам, к каким я привык в американских фильмах. Длинный туннель с небольшой барной стойкой у входа и брутального вида барменом с лысой головой и косым шрамом через левую бровь. Невзирая на грозный вид, он был весьма почтителен, обращаясь к нам исключительно с приставкой «сэр» и натягивая на явно не приспособленное для этого лицо улыбку. Старые светильники на стенах отбрасывали косые тени, а столы были истерты настолько, что острые углы превратились в покатые огрызки, кое-где сбитые пивными крышками. Пахло жареным беконом и перцем… Мы сели за столик, соседствующий с барной стойкой, и в ожидании нехитрой закуски и виски Виктор, словно чувствуя момент, приступил к исцеляющей дружеской беседе:

– Ну, выкладывай, чего нос повесил?