Игра на выживание

В доме у бабушки есть глобус. Он сделан из жести, и бабушка говорит, что он принадлежал еще ее бабушке. Он такой старый, что на нем есть белая Арктика и белая Антарктика, и белый означает — лед. Настолько старый, что на нем даже нет Центрального экватора, не говоря уж о Северном. Не знаю, почему бабушка решила сохранить этот глобус. Может, потому, что с ним играл папа, когда был маленьким. Я представляю, как папа крутит и крутит вокруг оси этот прекрасный мир.

Когда Эстер с доктором уходят, бабушка приносит его, чтобы показать мальчику. Глобус всего в три раза меньше мальчика, и он все еще может крутиться на своей подставке.

— Мохаммед, — говорит бабушка, — можешь показать мне, где ты живешь?

Она спрашивает его об этом, потому что власти, похоже, так и не смогли найти ответ. Все их поиски ни к чему не привели. Они так ничего и не узнали о мальчике. Как будто его никогда не существовало. Он проскочил через расставленные жизнью сети. Точнее сказать, через сети, расставленные правилами и нормами.

Все-таки он — волшебник. Как мисс Сперри — ведьма. Они сумели остаться вне происходящего.

— Мы сейчас вот здесь.

Бабушка поворачивает кончиками пальцев глобус, пока на видимой стороне не появляется розовый треугольник, обозначающий старое Соединенное Королевство, и показывает на Шотландию. Здесь указаны всего три города: Эдинбург, Глазго и Уик. Острова Арран вообще нет. Он действительно не настолько велик, чтобы заслужить хотя бы крохотную розовую точку на глобусе. На этой карте его не существует. Но бабушка все равно тычет розовым пальцем в глобус.

— Вот здесь, — говорит она. — Это — мы.

Мы.

Потом она ведет пальцем на юго-восток и останавливается на Судане:

— Вот отсюда пришла Мари. Из Хартума. — (Хартум на глобусе обозначен, и даже звездочкой, я думаю, как столица.) — А ты откуда пришел, Мохаммед?

Бабушка водит пальцем по Африке и перечисляет страны, которые попадаются на его пути:

— Чад? Нигер? Мали? Марокко? Алжир? Ливия? Египет? Ты можешь мне показать?

Бабушка сверлит мальчика глазами, ждет, что он выдаст себя.

Мальчик смотрит прямо перед собой. Глаза у него, как чаши.

— Твой народ, твои родные, откуда они пришли, Мохаммед? — продолжает давить бабушка.

Я замечаю, что у мальчика слегка дернулась шея. Едва заметно. Он напрягся. У него участился пульс.

— Это может быть где угодно, — говорю я. — Вообще в любом месте.

Я кладу руку на макушку глобуса, туда, где когда-то была укрытая льдами Арктика, и начинаю вращать глобус. Мои пальцы, как лапки гигантского паука, вертят и вертят этот мир.

— Прекрати, — говорит бабушка.

Но я не прекращаю. Я вращаю глобус, чтобы не дать мальчику ответить, чтобы его не смогли отследить, не смогли на него надавить.

— Я сказала — прекрати, Мари!

Но останавливаю глобус не я, его останавливает мальчик. Он вдруг выставляет вперед тоненькую ручку и вцепляется пальцами в глобус. Я так разогнала глобус, что он должен продолжить вращение, но он останавливается. Останавливается намертво.

Мальчик показывает на море.

Мы все смотрим на этот синий участок, а потом мальчик сжимает ладонь с указательным пальцем в кулак.

— Мохаммед, люди в море не живут, — говорит бабушка.

— Не живут, — говорю я. — Но они там умирают.

Мальчик проводит пальцем по сколотому зубу, а потом кивает.

— Видишь, — говорю я бабушке.

Но я бы не назвала это победой.

С этой ночи мальчик снова стал спать возле моей кровати.

Глава 90

Дистанция

Я отмеряю шагами разрешенную дистанцию. Она равна длине бабушкиного сада. Две разрешенные дистанции приведут примерно в центр гавани, где стоит лодка Питера. Это значит, что я не смогу сидеть на болларде и наблюдать за тем, как он работает. Даже не могу, без риска получить разряд, пройти в конец сада в то время, когда он работает. А я хочу наблюдать за тем, как он работает. Поэтому я поднимаюсь в свою комнату и открываю окно.

Теперь я его вижу.

Но шрам на спине увидеть не могу — сегодня пасмурно, Питер работает в тонком свитере. Поэтому я не могу увидеть его руки, его спину. Не могу увидеть место между лопатками, откуда, если бы он был ангелом, у него росли бы крылья. Место, куда вживили электронный отслеживающий чип.

«Мало кто верит в ангелов», — говорил папа, а я верю.

Волшебники, ведьмы и ангелы. Папа верил в них всех.

Я смотрю на ангела в гавани. Он занят работой. Двигается, как всегда, неторопливо и уверенно. Я чувствую что-то странное. Это не совсем зуминг, скорее — сильное желание прикоснуться. Я хочу спуститься в бухту, добрести до этой лодки и снять с Питера свитер. И майку, если она на нем есть. Я хочу смотреть на его голую спину, протянуть руку и дотронуться до шрама. Почувствовать его. Провести по нему пальцем. Погладить. Я хочу прикоснуться к его рукам, к его лицу. Хочу лежать вместе с ним в лодке, и чтобы над нами был купол неба. Хочу почувствовать, как его нога прижимается к моей.

Кожа к коже.