Несколько секунд отчаянно прорываюсь наверх — а потом удерживающий меня пласт подается, и я рывком выбираюсь наружу. «Гочкис» отъехал уже на несколько метров вперед — и движимый бешеной, животной яростью, пришедшей на смену только что терзавшему меня страху, я бросаюсь вдогонку. Сейчас для меня на свете существует только этот танк — и сжатая в руках бутыль с горючкой, которую я укрыл собой перед обвалом траншеи. О том, что уже в эту секунду над окопами могут показаться фрицы, для которых я стану идеальной мишенью, просто не задумываюсь. Только танк, только догнать, только сжечь!
— Получи, тварь!!!
Пропитанный топливом фитиль поджигаю на бегу, а следом забрасываю «коктейль Молотова» на моторное отделение. Сделав несколько оборотов в воздухе, бутыль разбивается на стальных решетках, а ее содержимое тут же воспламеняется; огненные струйки смеси весело сливаются внутрь.
«Гочкис» горит теперь и спереди, и сзади, но продолжает движение. Однако бешенство все равно отпускает — и немного придя в себя, я первым делом хватаюсь за кобуру с ТТ. Чувствую, сейчас будет жарко…
Пуля задевает грудину по касательной, отбросив меня на дно окопа; жгучая боль заполняет сознание — наверняка сломано ребро — но отчаянным усилием воли я удерживаюсь от провала в забытье.
Немецкий пехотинец замер над ходом сообщения, спешно перезаряжая карабин. Первым выстрелом он меня только ранил — и это его погубило: в ответ дважды рявкнул ТТ, отправив пули в живот и грудь врага. Иногда удобно, что пистолет имеет только предохранительный взвод курка!
Германец свалился в окоп, я же наоборот, приподнимаюсь на колени, кривясь от боли — и ведь вновь в левом боку! Все же заставляю себя встать, опираясь на земляную стенку — и тут замечаю показавшихся перед окопом фрицев.
Мне везет — их двое и оба с «маузерами». Чтобы вскинуть винтовки к плечу и точно выстрелить, требуется несколько лишних мгновений, которых у противника нет: тремя выстрелами я свалил обоих за считанные секунды.
В обойме остается еще три патрона. Я уже было потянулся к кобуре, в отдельном отсеке которой хранится запасной магазин, но тут же почувствовал знакомую дрожь земли и в панике оглянулся.
Горящий «Гочкис» крутанулся на месте и замер чуть в стороне за траншеями. Открылся башенный люк и из него высунулся командир, сжимающий в руках огнетушитель — решил, значит, потушить моторное отделение.
— Ах ты ж тварь!
Слепящая, обжигающая ненависть вновь ярко полыхнула в душе — и поймав спину высунувшегося танкиста на прицел, я трижды нажал на спуск, сгоряча промахнувшись первой пулей, но уложив еще две в цель. Пистолет становится на затворную задержку — и только тогда я нырнул на дно окопа, одновременно меняя опустевший магазин на запасной.
А в траншеях разгорается неравный для нас рукопашный бой. Атакующих немцев практически двое больше, хотя часть солдат врага вступила в схватку с другими отделениями взвода… Потеряв несколько человек от огня винтовок и моего пистолета-пулемета, фрицы реабилитировались, уничтожив половину подконтрольной мне группы гранатами и расстреливая людей сверху вниз, стоя над траншеей.
Но и красноармейцы, ободренные гибелью боевых машин противника, дерутся яростно, до последнего. Гремят выстрелы в упор, практически не оставляя людям шансов с обеих сторон, в ход идут штыки, ножи, блестящие саперные лопатки. На моих глазах один из бойцов сильным ударом лопатки сбивает в сторону нацеленный в живот штык-нож вражеского «маузера» — и рубит в ответ, словно секирой, развалив шею фашиста. Тут же в спину его вонзается ножевой штык другого немца, но на того налетает Славка Красиков. Вооруженный «мосинкой», он парирует длинный укол немчуры и цепляет ствол карабина шейкой крепления штыка. Рывком вырвав оружие из рук противника, Красиков, злобно оскалившись, всаживает в его живот узкое жало четырехгранника.
Между мной и товарищем в окоп спрыгивает сразу трое немцев. Один, первый номер пулеметного расчета, поднимает МГ-34 на плечо второму номеру, тот же крепко сжимает в руках сошки машингевера. Славка отчаянно дергает затвор, перезаряжая винтовку, но явно не успевает…
— Умрите, твари!!!
В мою сторону успевает развернуться третий фашист, с карабином; он даже вскидывает его к плечу, но оседает, получив пулю в живот. Следующие три выстрела тэтэшника сливаются с пулеметной очередью, излохматившей гимнастерку резко побледневшего красноармейца. Из груди его во все стороны полетели кровавые брызги, но и пулеметчики получают раны. Второй номер, поймавший две пули, уткнулся лицом в землю траншеи — но первый, с залитой кровью спиной, все равно пытается развернуться, до последнего сжимая машингевер. Сцепив зубы от ненависти, тяну спусковой крючок еще дважды. Одно попадание в плечо, другое в лицо: свинец пробил щеку, выбил зубы, и вышел где-то в районе шеи, отбросив врага на стенку окопа.