Игра не для всех. Крым 1942

К леденящему нутро свисту мин, как и самому ощущения близкой смерти, привыкнуть просто невозможно. Залегая на землю каждый раз невольно думаешь, спрашиваешь то ли у себя, то ли у высших сил: «моя?». И тут же начинаешь шептать «Помоги Господи, убереги

»… Но вот взрыв раздается справа или слева от тебя, спереди или позади — и наступает короткое облегчение, буквально на доли секунд. Но тут же приходит осознание: нужно бежать. Нужно… А как же страшно! Как же страшно заставить себя подняться на ноги и вновь совершить короткий рывок навстречу огненным вспышкам винтовочным и пулеметных выстрелов фрицев! Все внутри тебя кричит: «остановись», «там опасно», «беги отсюда»… Но нельзя убегать, нельзя. Только вперед, под пулеметные и винтовочные выстрелы, ибо жизнь — она тоже там, рука об руку с победой хотя бы в этой схватке. И ты встаешь и бежишь, считая про себя ровно три секунды, и снова падаешь, не давая врагу взять точный прицел. А потом очередной взрыв мин и следующий за ним короткий бросок — итак по кругу, пока страх медленно, но верно не уступит усталости и безразличию, а все твои действия станут уже просто автоматическими…

Но мне-то еще ничего, а вот два моих помощника тащат за собой тяжеленный, под семьдесят килограмм «максим» — вот уж кому действительно непросто вставать и бежать на короткий рывок! И иначе ведь нельзя, расчет станкового пулемета самая лакомая цель германских минометчиков. Эх, снять бы корректировщика…

Но, несмотря на частый и густой минометный обстрел, потери штурмовых групп на деле невелики — осколками срезало двух, может трех бойцов, еще пару накрыло точным попаданием мины прямо под ноги ребят. Но остальные продолжают уверенно двигаться вперед, пока мои пулеметчики и снайперы активно борются с огневыми точками врага. Собственно, один ручной машингевер немцев уже замолчал…

Однако гансы, столкнувшись с непривычной для них тактикой большевиков, столь похожей на их собственную (у нас были «отличные» учителя!), зашел с внушительных козырей, открыв огонь еще трех МГ-34. Причем один ударил с заводской постройки, внешним видом и высотой более всего напоминающую крепостную башню — и ударил точно по единственному пулеметчику, оставшемуся без второго номера. Парень, только-только приподнявшийся над бровкой воронки, безжизненно опрокинулся назад, прошитый второй же очередью врага… А минутой спустя фрицевские минометчики вновь перенесли огонь на укрытие, защищенное тополем. Две или три мины сдетонировали сверху, зацепив крепкие ветви дерева, еще одна взорвалась на стволе. И как минимум два взрыва грохнуло точно в воронке.

— Твари!!!

Четыреста метров. Целых четыреста метров — слишком велико расстояние между мной и противником, чтобы вступить с ним в перестрелку. Нужно подобраться ближе…

Одна… Две… Три… Три короткие перебежки, и загнанно дыша я прыгаю в очередной провал в земле, оставшийся после взрыва авиабомбы. Толом воняет до сих пор — но это и не важно, главное, мы поравнялись с прикрытием. Хотя собственно после гибели пулеметчиков, оно значительно потеряло в огневой мощи, а уцелевшие стрелки чересчур частят и бьют не сильно метко. Да особо-то и не прицелишься, когда немчура давит такой плотной стрельбой, будто у них патронов просто бесконечный запас! А особенно сильно мешает машингевер на вышке — видимо, там фрицы пулемет поставили на станок. Если бы не ответный огонь залегших расчетов с «дегтяревыми», германцы бы уже давно заприметили наш станкач и тянущих его бойцов, а так они отвлеклись на смельчаков из штурмовых групп. Увы, для моих ребят противостояние складывается в худшую сторону, замолчало уже два «ДП»…

В воронку спрыгивает Гришка Антюфеев и Георгий Беридзе, затащив внутрь тяжеленный «максим» с под завязку заправленным водой кожухом. На парней страшно смотреть, до того они мокрые и красные от бешеного напряжения. Ну, еще бы, вытащить семидесятикилограммовый станкач со щитком, когда один из бойцов нес также цинк с патронами и лентами, а другой бочок с водой! Это тяжко даже без рвущихся рядом мин и бьющих навстречу трассеров МГ-34, что уже говорить о том, что ребятам пришлось перетерпеть сейчас? Красавцы.

— Снимай щиток!

Лица бойцов вытягиваются, и их удивление с плохо скрытым возмущением в глазах мне понятно — ради чего было тащить станкач со щитком, если огонь я буду вести без него? Но щиток — это какая-никакая защита, от которой я решился избавиться в связи с обстановкой: сейчас несколько лишних секунд для стрельбы мне важнее, чем условная безопасность. Как только я дам первую очередь по вышке, фрицы, расположившиеся на ней, обратят на меня внимание и тогда счет пойдет даже не на считанные секунды — на мгновения. Но если мы поднимем на бровку воронки «максим» с характерным, хорошо заметным щитком, у меня может статься, не будет и этих мгновений…