Игра в дурака

— Правильно, — подтвердил Погребецкий. — Но почему он должен был о Лямском подумать? Козлинский явно знал что-то про тот вечер, когда исчез Сокольников. И Прошкин не случайно после аварии к Виктории Дубининой отправился. А сам Козлинский поехал к Лузганову на переговоры, но попутно куда-то завернул. Завернуть в лодочный клуб он никак не мог — это совершенно в противоположной стороне, за час бы не обернулся. Да, Козлинский, как и мы, журналиста с Сокольниковым связал. Но кого он при этом третьей фигурой считал?

— Кстати, — добавил свое веское слово главный начальник. — Козлинский вполне мог ошибаться насчет этого третьего. Но мы-то с вами Лямского из списка вычеркнем. И вообще, мне все больше кажется, что политикой тут и не пахнет. Кто-то специально нам дымка подпустил, и тогда мы вообще ищем не там и не среди тех.

— У меня идея! — У Погребецкого глаза редкого серого цвета — как густой туман. А тут в этом тумане аж звезды зажглись. Прямо природный катаклизм. — Не очень ясная, но… А что, если…

Но договорить ему не дали. На пороге Гениного кабинета горой выросла наша главбух Валентина — классная баба, но габаритами и характером, как бегемот. Я где-то читала, что бегемоты в принципе существа спокойные, но не дай бог разозлятся! Вот сейчас было нечто похожее. Еще не в ярости, однако уже на подступах.

— Геннадий Валентинович! — взревела Валентина. — Я, конечно, понимаю, вы тут мир переворачиваете. А у меня переворачивают бухгалтерию! Вы же сами обещали с налоговым инспектором переговорить. Так вот он уже сидит и права качает! К вашим формулировкам в договорах прикапывается!

— Черт! — разве что не плюнул себе на стол Гена. — Забыл… — И тут же скомандовал: — Отправляйтесь к себе, проясняйте идею. Надеюсь, она у тебя, Погребецкий, не самая бредовая.

Мы вернулись в свой кабинет, но Игорь рта не успел открыть, как раздался телефонный звонок.

— Я могу услышать Погребецкого или Волошину? — спросил кислый голос.

— Слушаем оба, — отозвались мы в параллельные трубки.

— Это Желтухин.

— День добрый! — сказали мы.

— Да чего уж тут доброго, — мрачно изрек недавний отшельник. — Я спросить хотел: это вы на меня настучали Бреусову?

— С какой стати?

— Ну, значит, эта сука Гудилин. Леонид Леонтьевич бы не стал. Он, конечно, тоже еще тот жучок-паучок, но слово держит. С ним как договоришься, так и будет. А он помалкивать обещал. Но Гудилин… — Голос из кислого стал перченым. — У него аж руки трясутся, как хочет Витале Бреусову фитиль вставить. Конкуренты хреновы! Каждый норовит показать, что он круче Эвереста. Цену себе на будущие выборы набивают. Ну ладно, он у меня еще плюху на всю морду получит, гад!

— Утихни-ка малость, — попытался охладить закипающего Желтухина Игорь. — У тебя что опять случилось-то?

— Выпер меня Виталя, — безнадежно вздохнул Сева. — Вчера, когда мы расстались, я прямиком в штаб отправился. Даже домой не заезжал. Виталя меня встретил как родного, сильно обрадовался. Расспрашивал, конечно, что со мной приключилось, но я ему, как с Леонидом Леонтьевичем договорились, рассказал, дескать, вызвали меня из редакции по телефону на три минуты, а внизу, у машины, скрутили, глаза тряпкой завязали и увезли за город, где я в какой-то избушке и проторчал взаперти. Куда увезли, кто увез и зачем — знать не знаю. Но обращались со мной нормально и даже мой собственный компьютер привезли, чтоб не скучал. А сегодня, вчера то есть, опять в машину сунули, глаза завязали, к остановке метро подвезли и вытолкали. Вот и все. Виталя, конечно, повозмущался, но не на меня крыс гонял. Рассказал, какие тут приключения приключились с Валерием Аркадьевичем. А потом отпустил домой оклемываться до сегодняшнего утра. Утром я пришел, и тут такое началось!.. Виталю как наизнанку вывернули. Затащил к себе в кабинет и так орал — думал, оглохну. Выпер, в общем. Я сразу понял: кто-то сдал. А из этих «кто-то» только вы можете быть, Гудилин и Светка Ракитова. Светка в жизни не сдаст — Лямского побоится, да и без надобности ей. Вы тоже отпадаете. Остается этот хорек вонючий. Ну, я его научу свободу любить!

— Если это Гудилин, то он либо дурак по жизни, либо его так на Бреусова занесло, что все мозги повылетали, — сделала я заключение, когда мы положили трубки телефонов. — Желтухин, в конце концов, был и остается хорошим журналистом, на него и без Бреусова в какой-нибудь политической заварушке желающие найдутся. Не пропадет. А уж на Гудилине теперь отоспятся!

Впрочем, какое нам до всего этого дело? Видите ли, Желтухин одурел от Сокольникова, Лямский сговорил Желтухина отдохнуть за отдельную плату, Гудилин сводит счеты с Бреусовым, Желтухин теперь нагадит на голову Гудилину, Лямский загрызет ближайшего помощника. Гадюшник какой-то!

Только мы о Лямском подумали, как он лично объявился — не «живьем», а опять же посредством телефона.

Сначала по внутреннему позвонила Людочка и сказала: