- Значит, ты сама так пахнешь.
- Не может быть. Запах человеческого тела должен казаться тебе отвратительным, если ты умеешь обонять.
- Человеческое тело крайне соблазнительно. В конце концов, это лишь особая форма материи.
- С целой кучей всяких органов.
- Тоже вид механизма. Иногда менее эффективный, чем другие. Биологически более привлекательный.
- Угу, - сказала я, как ребенок. Он засмеялся. Я посмотрела на него и проговорила:
- Это ничего не значит, но у меня такое ощущение, будто я продала за тебя свою душу.
- Понимаю, - сказал он. - Хочешь выкупить ее обратно?
- Я хочу только тебя. Глаза его совсем потемнели.
- Тогда я постараюсь сделать так, чтобы ты об этом не жалела.
2
- Ну, и что здесь такого ужасного? - спросил он два часа спустя, когда я съежилась на пороге своей жалкой каморки на улице Терпимости.
- Надеюсь, я смогу ее согреть. Хотя бы к зиме, если буду экономной и накоплю денег. Еще можно попытаться замазать трещины и дыры.
- Можно.
- Но она так ужасно выглядит. И этот запах…
- Тут нет никакого запаха.
- Есть Запах человеческого горя.
- Так будь счастливой, и он исчезнет.
Я была крайне удручена своим положением, а он, недолго думая, незамысловатой шуткой заставил меня рассмеяться.
- Ну, - начала я, потрогав осыпавшуюся штукатурку, - не знаю, с чего начать. И как.
- Судя по всему, - сказал он, - я стал твоей инвестицией.
Мы снова отправились в город. Переулками, боковыми улочками он водил меня по совершенно не знакомым продуктовым и хозяйственным магазинчикам. Он, не нуждавшийся в еде, советовал мне, что купить, лишь изредка я догадывалась об этом сама. Под сводами надземки он обнаружил открытые сараи, где были свалены в кучу банки с клеем, деревянные планки и настенные зеркала. Он знал, где находится все, что нам необходимо.
День клонился к вечеру, и мы задержались в какой-то забегаловке. Я просила его притвориться человеком, но страхи мои скоро исчезли. Для меня он и был человеком. Но в забегаловке, жутко проголодавшись, я поглощала недорогую, но очень вкусную еду одна, и это меня обеспокоило.
- Денег мало, - сказал он. - Было бы безумием расходовать их на ненужную для меня пищу.
- По крайней мере, выпей кофина. К тому же сейчас холодно. Все вокруг в пальто. (Даже я. Свою меховую куртку я катала по всей тахте и даже для лучшей маскировки втирала в нее штукатурку). - Ой, надо ведь забрать твою одежду у Египтии.
Его это позабавило.
- Мы можем сходить за ней. Или я один.
- Нет!
- Боишься, что она опомнится и украдет меня?
- Да. Слушай, а ты можешь делать вид, будто тебе холодно.
- Могу вызвать пену у рта и забиться в припадке, если хочешь.
- Перестань, - замахала я на него рукой. Позади нас кто-то вошел в забегаловку, привлеченный запахами жарящегося перца, лука и мяса.
- Боже, я замерзаю, - сказал Сильвер, притопывая ногами.
Вновь прибывший взглянул на него и покивал сочувственно.
В сумерках, когда в небе зажглись пятнышки звезд, а на земле - уличные фонари (последних было куда меньше), Сильвер провел меня между громадами домов на небольшой базарчик, где тускло горели светильники на рыбьем жире. В их свете он стал бледно-золотым. Я шла за ним между рядами: его руки были заняты покупками - деревянными планками, клеем, растворителем, завернутым в бумажные пакеты, булками хлеба, пачками сухого молока, апельсинами, - но тяжести он как будто и не чувствовал. Несмотря на все это, выглядел он просто фантастично, буквально каким-то сказочным персонажем. Я не могла на него наглядеться, забыв, что сама купила его. Хотя на него смотрели многие, не я одна. По большей части он их не замечал, а если встречался с кем-то взглядом, то улыбался ему, и тот расцветал.
- Откуда ты знал про этот базарчик? - спросила я.
- Я знаю, где находится все. Каждое здание, любой закоулок во всем городе. Это есть в моей программе. Отчасти для удобства при рекламной кампании, отчасти для расширения сферы услуг. Кажется, вы находите меня весьма небесполезным, сударыня. Боже, как я замерз, - добавил он, когда кто-то проходил мимо.
Мы застряли в магазине одежды. Там было полно шмоток, поношенных и роскошных, но по вполне доступным ценам. Из прогоревших театров. От вторых владельцев, у которых тоже, как и у богачей, бывают тяжелые времена. Мать с негодованием отвергла бы саму мысль купить вещь, уже бывшую в употреблении. Думаю, она бы и после меня не захотела донашивать.
Хозяйка магазина мигом воспылала к нему страстью. Она вдвое снизила цены. Там был черно-красный бархатный плащ под шестнадцатый век, просто созданный для него. Она закутала им Сильвера, слегка приобнимая его, потому что он заметил, как холодно на улице.
- Вот это волосы, - сказала она ему. - Они не могут быть натуральными.
- Не совсем, - отозвался он.
- Очень вам идут, - продолжала она. - И кожный грим. Эй, - подключила она меня, - взгляни-ка. Уступлю за двадцать.
Это была куртка. Она искрилась. На ней были зеленые павлины и кусочки зеркала - я вспомнила куртку, в которую он был одет, когда я впервые увидела его…
- Двадцать она не может себя позволить, - сказал он женщине. - Не при деньгах.