Игроки зимы

- А еще я проглотил парочку словарей. Мы стащили с тахты матрас. Сверху в качестве одеяла я положила почти новые пятнистые коврики, слегка пахнувшие после недавней чистки. Под ними я растянулась во весь рост и долго ласкала, изучала, любила его.

- Ничего, что я это делаю? - робко спросила я, не в силах остановиться.

- О, это ужасно.

- Я, наверное, такая неловкая.

- Совсем нет. Ты становишься отличной любовницей.

- Откуда ты знаешь? Ведь для тебя это ничего не значит.

- Конечно, не то, что для человека из плоти и крови. Но все же я могу это оценить.

- Эстетически, - усмехнулась я. - Если привести в действие надлежащие схемы.

- Вроде того.

- Египтия… - пробормотала я, утопая в его волосах, пробуя на вкус кожу - ненатуральную, но все же плотскую, плоть демона… - если ты не получал удовольствия с Египтией…

- Ты произносишь ее имя, будто название кафе, которое мы искали. Я получал.

- Да… она все умеет.

- Египтия абсолютно пассивна. Удовольствие состояло в том, чтобы находить, что приятно ей. Я не могла удержаться, чтобы не сказать:

- Я хочу найти, что приятно тебе. Очень-очень хочу.

- Мне и так приятно то, что ты делаешь, - сказал он. Это была правда. Наслаждение сияло на наших лицах. У каждого оно было свое, но наши ощущения были связаны между собой.

- Дурачок, - задыхалась я, - я совсем не то имела в виду…

Когда я замолкла, то почувствовала, что теперь в комнате пахло апельсинами, клеем, бумажными пакетами…

- Я могу остаться с тобой, - сказал он, - а могу заняться всем этим.

- Я хочу, чтоб ты был со мной. Хочу заснуть с тобой рядом, даже если ты не можешь… не будешь спать.

- Ты хочешь сказать, что не можешь отпустить меня от себя?

- Разве я параноик?

- Нет. Гораздо хуже.

- Ого!

- У тебя меняется цвет волос, - сообщил он.

- Да. Как жаль.

- Почему? Я думаю, тебе очень понравится, когда он изменится совсем.

- О, нет. Это будет ужасно.

Свернувшись возле него калачиком, убаюканная, как ребенок, его близостью, я чувствовала себя в безопасности. Целый и невредимый. Мы были в лодке или на спине молочно-белой птицы.

- Птицы? - ласково переспросил он. - Я правильно понял?

- Да, - сказала я. - И радуга.

Ночью он все-таки ушел от меня. Меня разбудили солнечные лучи, которые теперь проникали сквозь занавески; я открыла глаза - на потолке было голубое небо и острова нежных облаков, а между ними крестики неподвижно мчавшихся птиц, похожих на арбалеты. И радуга, подобная разноцветной дымке, протянулась из одного угла в другой. Все это было почти как настоящее. Он сидел на расшатанной хромированной стремянке, которую он раздобыл где-то в доме, должно быть, позаимствовав у добродушного смотрителя. Ему было чертовски приятно видеть мое изумление, когда я проснулась.

- Ты же музыкант, а не художник, - сказала я заворожено.

- В коробку был вложен листочек, там говорилось, как делать такие вещи. Я же машина, мне нетрудно добиться хорошего результата.

- Очень красиво…

- Погоди, вот увидишь ванную…

Я побежала в ванную. Там на потолке был закат, в центре - малиновый, по краям бледно-розовый. Среди облаков грелся белый кит.

- Кит в небе?

- Создает метафизическую иллюзию, что ванна - это море. И что кит отлично прыгает.

Через пять дней, поднявшись по треснувшим ступенькам и отворив дверь, вы бы не узнали нашу квартиру.

Он спрашивал меня, чего я хочу, и мы придумывали все вместе. Из нас просто сыпались идеи. Ночами он по большей части работал. Однажды ночью я заплакала в темноте, не помню уже, из-за чего, и он вернулся в постель, чтобы успокоить меня, а утром оказалось, что мы приклеились к коврикам, пришлось отмокать в ванне. Его изобретательность, доскональное знание города, магазинов и амплитуды цен делали чудо при минимальных расходах. Из трех сотен И.М.У. я потратила всего ничего. Питалась я сэндвичами, фруктами и той чудесной пищей, которую находила в уличных магазинчиках. Моя мать очень серьезно относилась к вопросам питания, она тщательно следила за приготовлением еды на кухне Чез-Стратоса, за правильным сочетанием качественных продуктов; она точно знала, в какое время, что нужно съесть, и не забывала о витаминах, к которым пыталась приучить и меня. Я обо всем этом помнила, но прыщи у меня на лице не вскакивали, голова не болела, и тошноты не наблюдалось. Наверное, она кормила меня так хорошо, что у меня выработался иммунитет. То, как я жила, питалась, спала, работала, занималась любовью - все это не позволяло мне просто позвонить ей, хотя фразу «Привет, мама, это Джейн» я прокручивала в голове по сто раз на дню.

Однажды я сказала ему: «По-моему, я боюсь своей матери». В этот момент мы поднимались по лестнице, он держал меня за руку и ответил: «Судя по тому, как ты говоришь, это взаимно». Я была обескуражена и потребовала объяснений. Он с улыбкой отвлек меня от этой темы, не понимаю как…