Игрушка (СИ)

И ещё я понял, что Лев Николаевич Толстой призывал исполнять смысл жизни самый великий - служить всему человечеству тем, что призывал не отвечать на зло злом, не сопротивляться злу и этим и служить людям: как каждому, так и всем. Но тут что-то не то. Я ещё не понял что, но что-то не сходится. Как же не отвечать злом на зло, если кто-то хочет тебя убить. Я на него не нападал, а он всё равно: пытается прикончить меня. И если я не буду сопротивляться, то у него его попытка увенчается успехом быстро. Приняв толстовство, то есть "непротивление" в чистом виде, человек полностью разоружает себя и этим облегчает задачу злым силам. 322Вот коммунары приняли толстовство, а их возьмут да и перебьют новые власти прямо всех - выведут и к стенке поставят. Я видел, как это делают воюющие стороны - и красные, и белые. В этой стране открыто неподчиняющихся властям сразу убивают. Носителей идеи Толстого всех перебьют, а кто тогда сообщит о них потомкам? Вот на эти вопросы я и буду искать ответы, а теоретически я идеи Льва Николаевича принимаю полностью. Жить среди таких людей, как толстовцы, - одно удовольствие, на себе испытал.

И ещё есть важнейший момент в толстовстве - каждый человек должен быть созидателем. Без этого человеку смысл жизни не обрести. Только созидатель становится делателем этой самой жизни. Делай жизнь, служи человечеству и некогда будет рефлексировать по поводу непонимания смысла жизни. Так все трудовые люди и жили, и живут. Вот если эти трудовые люди ещё научатся понимать - почему они так живут, вот тогда они окажутся в состоянии передавать свою науку жизни потомкам. Вот тогда и гадить друг другу будут сначала меньше и меньше, а придёт время и вовсе перестанут. Но только через одно "непротивление" к такому не прийти", - Чарнота умолк. В комнате воцарилась тишина и только настенные часы нарушали её своими монотонными неумолимыми постукиваниями.

----------------------------

Вернувшись от Людмилы в коммуну, Чарнота включился в работу и как-то, после очередного трудового дня, написал письмо Петру.

323 "Дорогой Пётр,

насущные дела в коммуне "Жизнь и Труд", где я в настоящее время тружусь, не позволяют мне покидать её надолго (больше, чем на сутки), а потому и приехать к тебе пока я никак не могу. Хочу пригласить тебя к нам - три дня ты можешь у нас прожить, как любой человек, желающий ознакомиться с нашими порядками - кров и пища гарантируются. Приезжай, вот уж тогда и поговорим".

Написав письмо, Чарнота подумал и подписался: "Твой генерал".

Но Пётр приехать не смог, о чём и сообщил в письме, которое Григорий Лукьянович получил через месяц.

Встретились они в Ленинграде через год, куда приехал сам Чарнота к тому времени закончивший свою трудовую деятельность совместно с толстовцами.

В 1928 году давление местной администрации на толстовцев усилилось так, что коммунары решили переселиться вглубь России - за Урал, в Сибирь. К тому времени Чарнота успел прочесть все, оказавшиеся доступными ему, материалы, как самого Льва Николаевича - автора, так и о нём.

Григорий Лукьянович собирался выступить со своими выводами и соображениями сразу перед всеми коммунарами - на общем собрании, но Агафонов его отговорил:

"Евстратий Никифорович, интеллектуальный уровень основной массы наших товарищей очень низок. Они прекрасные люди, отличные работники, 324но к восприятию сложных логических выводов не готовы. Вы сначала мне прочтите свой доклад, а уж затем и решим вместе: стоит вам выступать перед всеми или нет", - убеждал Агафонов Чарноту и убедил - тот согласился.

Зима 1927-28 годов наступила как-то неожиданно рано. Уже в середине октября выпал снег и так до конца марта и не сошёл. Объём работ снизился: птичник, скотник, строительство, ремонт инвентаря, ремёсла. Был среди коммунаров замечательный умелец плести корзины, короба, лукошки.

По вечерам коммунары собирались в своём общем доме; пели песни, вели беседы.

Маурин как-то подошёл к Агафонову и поинтересовался - почему это тот со своим соседом по дому - Тёмкиным так редко присоединяются к общей компании, а очень часто уединяются у себя. Агафонов, ничего не скрывая, рассказал, что слушает Тёмкина, его трактовку толстовства.

"Очень интересно! Приходи".

Маурин принял предложение и вот, как-то они собрались втроём в комнате Агафонова. Был ранний вечер. За окном шёл дождь со снегом, а в доме - тепло, уютно в печи потрескивали дрова. На столе стоял самовар, лежали россыпью бублики, сахар кусковой и три чашки на блюдцах, с чайными ложечками в них, стояли по углам. Недавно Агафонов по случаю приобрёл не дорогой, но очень приличный чайный сервиз на шесть персон.

Двое слушали, а Чарнота докладывал: