Игрушка (СИ)

В тот момент, когда входная дверь задребезжала расслоенной фанерой под ударами ноги соседа, Семён Семёнович как раз выходил из туалета. И на этот раз он не забыл вымыть руки с мылом - пусть хозяйственным, но - с мылом. Он радостно это для себя отметил:

"Действует микстура-то, ай да Олежка!"

Повозившись некоторое время с замком, Семён Семёнович, наконец, открыл дверь и тут же радостно заулыбался:

87 "Заходи, сосед дорогой, долго жить будешь, только что тебя поминал добрым словом".

Взглянув на свой подопытный объект, Олег Павлович с удовольствием отметил позитивную динамику изменений его внешнего облика.

"Мужику 60 лет, а выглядит значительно моложе", - мысленно сделал вывод Олег Павлович. - И всего-то за шесть месяцев такая метаморфоза. Наверное и мне нужно начать пить мой КИП, а то в зеркало страшно смотреть".

Действительно, за пять лет изматывающей работы над психоаналептиком "катализатором исторической памяти (КИП)" Каретников заметно сдал и внешне, и внутренне. Он сам себе поставил диагноз - астения.

Все симптомы этого заболевания были налицо: повышенная утомляемость, быстрые смены настроения: то эйфория - восторженное предвидение признания своего открытия, то глубокая депрессия, вызванная тем же предвидением абсолютного непринятия научной средой его КИПа, его детища, его "ребёнка"; и только сон, глубокий, успокаивающий иногда со сновидениями, но чаще - без, выводил Каретникова из предпсихозного состояния... Особенно сладким был сон после секса со своей Машенькой.

Когда-то - в 20 лет - среднего роста, крепкого телосложения: широкие плечи, накаченные мышцы плечевого пояса (результат двухгодичного активного занятия гимнастикой в спортивной секции своего Института). Чёрные немного вьющиеся волосы, стриженные под "полубокс", но зачёсанные как у Элвиса Пресли, ярко контрастировали с бледной кожей лица, на котором выделялись, может немного близко поставленные, но большие чёрные глаза под аккуратными чёрными бровями. Тогда-то он и с Машенькой своей познакомился.

А вчера из зеркала смотрел на Каретникова пожилой, неопределённого возраста человек с большими залысинами на голове, с одутловатым, землистого 88цвета лицом, с синими мешочками под глазами.

Сейчас, переступая порог квартиры Петрова и любуясь внешним видом своего пациента, Каретников ещё раз мысленно отметил себе:

"Нужно и мне начинать пить КИП", - а вслух:

"Приветствую тебя, Семён Семёныч, как самочувствие?"

Хозяин квартиры заулыбался и отступил вглубь коридорчика, ведущего на кухню, чтобы освободить место в прихожей гостю. Двоим там было не развернуться.

"Самочувствие отменное, аппетит как у хищника, сон как у младенца", - весело доложил Петров. - Закрывай дверь и проходи на кухню".

Выполнив указание хозяина, Олег Павлович вошёл в "хрущёвскую" кухоньку и отметил для себя, что позитивные изменения коснулись только внешнего облика Семёна Семёновича, а в квартире как был бардак, так и остался. Вынув из кармана шкалик, он насилу уместил его на краешке, заваленного всякой всячиной, кухонного стола. Тут была и немытая посуда, и старый, видимо ещё довоенный, приёмник, и грязный хозяйский передник. Семёна Семёновича этот беспорядок явно не беспокоил. Он быстро достал из-за шкафа большой, с облупившейся краской поднос, и ловко очистил стол от лишнего.

"Да, - с завистью подумал Каретников, - оптимизм из него так и струится. Впрочем, он всегда был таким".

В памяти Олега Павловича всплыли первая встреча со своим соседом, а затем задушевные беседы на кухнях - то у него, то у фронтовика.

Семён Петров пришёл с войны старшим лейтенантом. И это была большая удача, ибо сын дворянина-помещика в Советской Стране имел больше шансов стать ЗЕКом где-нибудь в Воркуте, чем старшим лейтенантом запаса с 89постоянной пропиской в Ленинграде.

Войну Семён Семёнович не любил вспоминать. Каретников, как психиатр, понимал, что четыре года подряд в стрессовом состоянии прожить и не получить, как минимум, психического истощения, нельзя. В институте им давали элементы военной психиатрии и поэтому Олег никогда не приставал к соседу с вопросами о войне.

"Я даже представить себя не могу в положении, когда каждую секунду на протяжении четырёх лет осознаю, что жизнь моя висит на волоске, что вот сею секунду пуля прилетит и ага... "Вот пуля прилетела и ага..."- звучали в голове Каретникова мелодия и слова песни из какого-то художественного фильма про гражданскую войну в России. - Вот пуля пролетела и товарищ мой упал... Это я упал, ведь я чей-то товарищ - тревожно думалось Каретникову. - А сколько же секунд в четырёх годах? Пережить их все и остаться нормальным человеком - невозможно".

Однако, бывали случаи, когда Семён Семёнович сам заводил разговор о своей фронтовой жизни.