Да, драка у этих людей - творцов Манифеста, - стоит в их сознании на первом месте. Вот они пишут, критикуя буржуазный социализм. Плохо, мол, "...внушать рабочему классу отрицательное отношение ко всему революционному движению". Но если считать, что всякая социальная революция - это катастрофа, то внушать отрицательное отношение к катастрофам - это очень даже правильно и хорошо, а у этих людей всё наоборот: катастрофа - хорошо, а мирное спокойствие - плохо. Лично я не хочу воевать с пролетариатом и готов поделиться с ним всем, что имею. Я не хочу убивать отдельных представителей класса "рабочий пролетариат", а они натравливают его на меня - он нападает и мне приходится защищаться. Я был согласен поделиться с пролетариатом материальным богатством, а они хотят, чтобы пролетариат забрал у меня всё.
Они пишут: "Изобретатели этих систем, правда, видят 256противоположность классов, так же как и действие разрушительных элементов внутри самого господствующего общества. Но они не видят на стороне пролетариата никакой исторической самодеятельности, никакого свойственного ему политического движения".
"Вот и я не вижу свойственного пролетариату политического движения, - согласился с критиками марксизма Чарнота. - Я вижу натравливание неимущих на имущих и они это обосновывают экономической необходимостью. Вот что они пишут:
"Так как развитие классового антагонизма идёт рука об руку с развитием промышленности..."".
"На самом деле - всё проще: когда рабочий приходит к капиталисту и продаёт свои способности к труду, то возникает антагонизм покупателя и продавца, а этот антагонизм существует столько, сколько существует человечество, ибо покупатель желает купить дешевле, а продавец продать дороже и так было и будет всегда, а не тогда, когда возникли рабочие и капиталисты, то есть не с появлением промышленности", - возразил Марксу Чарнота.
"А укорять людей за то, что те не хотят воевать, как это делает Маркс, когда пишет в своём Манифесте: "...они хотят достигнуть своей цели мирным путём" - корить за это - это значит быть социальным извращенцем, которому кровь нужна как вампиру, который без крови ближнего не может жить". - Чарнота представил себе этого бородача-Маркса, прильнувшего к шее дворянина и пьющего его кровь, да так, что 257она стекает прямо по окладистой бороде его; представил и сплюнул прямо на пол, потом поднялся со стула и убрал плевок куском бумаги.
Вернувшись к столу, Григорий Лукьянович прочёл последние строки Манифеста:
"Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путём насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир", - и не задумываясь воскликнул, будто разговаривая с авторами Манифеста находящимися тут же - в его номере:
"Врёте: пролетариату, как и всем людям, есть что терять - свои жизни и жизни их детей, жён, стариков-родителей!"
И, подумав, он добавил: "Монстры вы - крови жаждете, ну да кто виноват как ни мы - русские дворяне. Это мы довели народ до того, что он готов пойти за монстрами и сам готов стать монстром. Я вам - враг, большевики, но я всё-таки вижу в вас людей и убивать вас буду только в том случае, если увижу, что вы покушаетесь на мою жизнь или на жизнь людей, которые мне дороги. Я буду искать другие пути решения социальных проблем". С этими словами он захлопнул красную книжецу и швырнул её в раскрытый саквояж, стоящий у стола. Книга туда влетела с 258такой силой, что саквояж сам закрылся и даже был слышен при этом щелчок закрывшегося замка.
----------------------------
До вечера Чарноту не покидали мысли о коммунизме Маркса и Энгельса. И тогда, когда в номер к нему без стука вошла его Людмила, он размышлял, лёжа на кровати, о выдуманном ими диалектическом материализме:
"Если материя первична, а сознание вторично, то почему же человек, в какие-то моменты своей жизни, способен возвыситься над материей собственного тела?" - спрашивал он материалистов. А так как вопрос его оставался без ответа, то память услужливо предоставляла ему примеры из его военной практики, доказывающие, что в жизни не всегда материя первична. Что простой донской казак Петька, служивший у Чарноты вестовым и сознательно принявший на себя сабельный удар врага, защищая этим своего командира; этот донской казак опрокидывает материализм Маркса.
"Нет! Не только бытие определяет сознание, но и сознание - бытие", - успел сделать вывод из своих раздумий Григорий Лукьянович, когда над ним склонилось любимое лицо его женщины и любимые губы произнесли: "Гриня, а я - за тобой. Поехали ко мне, и доллары свои бери".
"Доллары всегда при мне", - прошептал Чарнота, обхватив двумя руками любимую голову и поцеловав её в крашенные губы; отчего на его губах остался отчётливый след.