Игры мажоров. "Сотый" лицей

— А теперь говори, зачем тебе это нужно, — нависает он надо мной.

Опускаю глаза и смотрю на его руки. Ладони широкие, сильные. Вспоминаю его сегодня в спортивном зале, и скулы предательски вспыхивают.

— Зачем тебе понадобился этот цирк, если я предложил встречаться по-нормальному?

— Я не хочу с тобой встречаться, Никита, — отвечаю, пряча глаза. — Мне просто нужно, чтобы меня не хейтили. И мне все равно, кто это будет, ты или вот Мамаев, например…

— Зато мне не все равно, — из-под опущенных ресниц вижу, как он сглатывает.

— Почему? — шепчу.

— Рили? — его глаза искрят настоящей яростью, а я не к месту думаю, какого они у него необычного цвета. Синего, глубокого. Индиго, мы с мамой ей цвет пальто в каталоге выбирали, и я запомнила название. — Правда, не знаешь? Так я покажу.

Отталкивается от подлокотников, ставит ногу между моими коленями. Крепко обхватывает руками лицо и впивается в губы.

Только не так, как в тогда лифте. А по-настоящему, «по-взрослому». Проталкивает язык, и я перестаю чувствовать ноги. Их нет, меня тоже нет.

В груди становится жарко, в голове шумит. Сердце бьется, будто сейчас выпрыгнет.

Что я делаю, что я… Нельзя ему позволять, нем нельзя…

Никита подается вперед, я рефлекторно отшатываюсь. Он упирается коленом в кресло, и я оказываюсь прижата к спинке. Его пальцы опускаются по шее ниже к ключице и заползают под воротник блузки.

Я будто из воды выныриваю. Собираюсь и с силой отталкиваю Топольского. Спрыгиваю с кресла, хватаю свой рюкзак и вылетаю на лестницу. Пролетаю холл и прихожую, бросаюсь к двери, как тут она распахивается передо мной, и я врезаюсь в чью-то мощную грудную клетку.

— Извините, — бормочу, пытаясь высвободиться, но плечи будто зажимают стальные клещи.

Меня обволакивает запах парфюма — не такого как у Никиты, более насыщенного. А низкий голос говорит прямо в макушку:

— Что случилось, детка? Тебя кто-то обидел?

Всех поздравляю с Рождеством! Желаю исполнений всех желаний, даже самых несбыточных))) Ведь Рождество — это самое волшебное время. А у меня желание одно — чтобы вам нравились мои книги, и вы не забывали об этом говорить, поставив лайк))) Всех люблю, ваша Дина.

Глава 9.2

Андрей

Она была похожа на цыпленка, эта девочка, которая чуть не сбила его с ног. Хотя, чуть не сбила — громко сказано, скорее, это он ее чуть не сбил.

Заехал домой наскоро принять душ и сменить рубашку. Первое сентября, а как будто разгар лета. Асфальт плавится, воздух раскален. Казалось бы, везде кондиционеры — и в машине, и в помещении, а к обеду рубашка уже похожа на смятую, пропахшую по́том тряпку.

Вечером переговоры, он тогда не успеет переодеться. Это днем Андрей Топольский — депутат областного совета, а вечером и в выходные — успешный бизнесмен. И банкир, и производитель, и строитель, и даже перевозчик.

Конечно, весь бизнес оформлен через подставных лиц, а какая разница, если конечный бенефициар — он сам?

Но как только открыл дверь, в его грудь впечаталась тоненькая фигурка. Такая хрупкая, что сожми Топольский руки посильнее, пополам переломил бы.

Подружка Никиты? Не похоже, вкусы сына Андрей знает. А этот цыпленок никак ему не соответствует. Очки, одежда как с чужого плеча, туго стянутый на затылке хвост. Откуда она взялась в их доме?

Девочка судорожно дернулась, пытаясь освободиться от почти профессионального захвата, но тут с лестницы в холл вылетел взъерошенный Никитос, и Андрей еще сильнее сжал руки.

— Что случилось, детка? Тебя кто-то обидел? — спросил Цыпленка и явно ощутил, как та вздрогнула, будто ее разрядом в двести двадцать вольт садануло.

А потом разрядом садануло самого Топольского.

— Никита, — у него даже голос сел, — ты что-то позволил себе в отношении… — поднял тяжелый взгляд на сына.

— Маши, — вскинул тот голову. — Ее зовут Маша, папа.

— Маши, — повторил Топольский и посмотрел на втиснутую носом в свою грудную клетку девочку. — Мария, Никита тебя обидел?

Цыпленок Маша продолжала дрожать. Андрей взял ее за плечи и отодвинул, заглянув в лицо. Она сняла очки, быстро протерла узкими ладошками глаза, и Топольский невольно отметил, что во вкусах сына явно наметились улучшения.

Глазищи на пол-лица. Личико не обезображено силиконовыми уколами красоты, на которых повально помешались вот такие юные девочки.

Впервые Андрею понравилась девочка Никиты. Не понравился ее испуг, да что там, настоящий ужас, с которым она смотрела на Топольского. Он вообще-то не Годзилла и не Франкенштейн. Впрочем, девчонка вряд ли видела эти фильмы.

— Почему Маша убегала от тебя? — спросил Андрей, глядя на хмурого Никиту. А потом перевел взгляд на Машу. — Что он сделал, Мария?

— Я ее поцеловал, — ответил сын и с вызовом посмотрел на отца.

— А ты ее разрешения спросил? Он тебя спрашивал, Маша? — строго взглянул Топольский на Цыпленка.