Игры Немезиды

Если бы он позволил. Тяжёлые слова, токсичные, как свинец. Я бы делала то, чего хотела, если бы он до сих пор меня не контролировал. И он всё ещё продолжает. После всех этих лет, после всех перемен, после всего, что я сделала и кем стала, я не оставила бы тебя ему, если бы Марко до сих пор меня не контролировал. Он меня держит. Наказывает за то, что не позволила собой управлять.

— Ладно, — сказал Филип. Его лицо ничего не выражало.

Наоми кивнула. Кулаки у неё сжались так крепко, что ныли костяшки пальцев. Она заставила себя немного расслабиться.

— Дай мне один день. Я узнаю побольше.

— Приходи в этот клуб, — ответил Филип. — Если нас не будет — просто подожди, и мы с тобой свяжемся. Нам нельзя сидеть на одном месте.

Я могла бы остаться с тобой, подумала она, и возненавидела себя за разочарование, которое чувствовала. Воссоединения не получилось. Может, её и привела сюда проблема с Филипом, но сейчас происходило что-то иное — он возвращал свою давно потерянную мать обратно, в свой мир. А если ей хотелось сидеть с ним, есть сладости и рассказывать друг другу о жизни — чего у них никогда не было — это её проблемы.

— Понятно, — сказала Наоми, помолчала минуту, потом отвернулась. Она была уже возле двери, когда Филип снова заговорил — сдавленным голосом, как будто ему с трудом давались слова.

— Спасибо за то, что приехала.

Сердце стучало в её груди как молот. А Филип сидел за столом и смотрел. Он был сейчас похож на отца. Наоми пыталась представить себя такой юной. Она не смогла бы выбрать такие слова — совершенно пустые, ранящие и жестокие. Её губы на миллиметр растянулись в улыбке — скорее печальной, чем радостной.

— Он велел тебе это сказать? — спросила она. — Так ведь?

Молчание мальчика могло означать многое или совсем ничего.

***

После «Гамарры» Марко явился домой счастливый и пьяный. Она сказала, чтобы не шумел, не будил малыша. Марко подхватил её на руки и закружил по маленькой комнате, пока Наоми не взвизгнула от боли, задев щиколоткой кровать. Он отпустил её, нежно погладил ушиб, поцеловал. Марко смотрел на неё снизу вверх, в его улыбке были и жажда, и обещание, и Наоми подумала — смогут ли они сейчас любить друг друга так тихо, чтобы Филип не проснулся. Она думала о любви, когда он разрушил её мир.

— Нам удалось. Тебе, понимаешь?

— Что удалось? — спросила она, падая на гелевую кровать.

— Рассчитаться за Террион-Лок, — сказал Марко. Защитить Пояс. Ради нас. Ради него.

Марко кивнул в сторону малыша. Филип сосал палец во сне, глаза сомкнуты так плотно, что казалось, больше никогда не откроются. Наоми поняла, что уже всё знает. Сердце, душу и тело затопил пронзительный холод. Марко это почувствовал. Воспоминание о его взгляде снизу вверх, от её колен, о той насмешливой улыбке, до сих пор пылало в памяти.

— Что мне удалось? — спросила она.

— Идеальное преступление. Первое из многих.

Наоми поняла. «Гамарра» уничтожен с помощью её кода. Из-за неё погибли люди, и все угрозы и призывы Рокку перестали казаться пустой болтовнёй. Марко стал убийцей, она тоже. Они всё-таки занялись любовью — он был слишком разгорячён, чтобы отступать, а она слишком потрясена даже для того, чтобы осознать, как хотела бы отказаться. Она ненавидела это, но так случилось. Это стало началом тёмных времён, и оглядываясь назад, она знала, что всё остальное — депрессия, страх, потеря Филипа, её неудавшееся самоубийство — всё скрытно присутствовало в той ночи.

Как краткая надпись над дверью ада.

***

Снять нору рядом с портом оказалось несложно. Ей хватило денег, чтобы взять анонимный кредит, провести через внестанционный обменник и вернуть обратно на теневой кратковременный счёт. Правда, это казалось странным, ей давно не приходилось заниматься такими манипуляциями. С тех самых пор, как она нанималась на «Кентербери» — как будто семь жизней назад.

Наоми сидела на хлипкой гелевой кровати и ждала, когда отступят рыдания и пройдёт тошнота. Казалось, так будет всегда, но всё же ей стало легче. Потом она долго стояла под душем, сменила одежду на свежую, купленную в киоске. Плотный клубок сжатой ткани развернулся, превратившись в комбинезон, как выбравшееся из куколки насекомое, и это казалось метафорой.

На её ручной терминал пришло полдюжины сообщений от Джима. Она их не воспроизводила — слишком велик был соблазн поплакаться, рассказать всё человеку, которому полностью доверяет. А потом у него появится потребность действовать. Прилететь и всё исправить. Ввязаться в её проблемы и дела. Пропасть между тем миром и этим, между Марко и «Росинантом», слишком драгоценно, чтобы приносить его в жертву. Время для утешения придёт потом, когда она сделает всё необходимое. Когда спасёт Филипа. Когда вырвется от Марко. Поэтому Наоми не открывала сообщения. Но и не удаляла.