Их было семеро…

Особый интерес, по мнению комиссара Костеаса, представляет собой личность седьмого убитого — мужчины в возрасте примерно сорока лет, которого не смогла опознать служанка. Никаких документов при нем не обнаружено. Рядом с его трупом валялся пустой бумажник, пистолет Макарова со сточенным серийным номером, а также широкий пояс из крепкой ткани, в каких русские «челноки» возят крупные суммы денег. Тот факт, что он был вооружен пистолетом Макарова явно криминального происхождения, говорит о его принадлежности к преступному миру. Возможно, он был посредником между бандой Панкова и покупателями оружия, наркотиков или автомобилей или же являлся самим покупателем. Установление личности этого мужчины, к чему предприняты все возможные меры, поможет следствию выявить его роль во всем, что произошло на вилле «Креон».

Комиссар Костеас заверил журналистов, что это беспрецедентное по своей жестокости и масштабу преступление будет расследовано самым тщательным образом. «Мы не можем допустить, чтобы Кипр стал вотчиной русской или любой другой мафии, — заявил он. — Остров любви не должен превратиться в Сицилию или Чикаго 20-х годов…»

— И так далее, — сказал Губерман и отложил газету.

Разложив на столе греческие «Алитию», «Махи», «Неа», «Харавги» и турецкую «Халкын сеси», Розовский внимательно рассматривал опубликованные в них снимки. Печать была не очень качественная, на общих планах вообще трудно было что-нибудь разглядеть, а крупные снимки жертв этой бойни вызывали желание поскорей перелистнуть страницу, отгородиться рекламой или самодовольными лицами политических деятелей, чем угодно, лишь бы не видеть этого.

Розовский раскурил сигару, пощурился от дыма и кивнул на газеты:

— И все это, по-твоему, дело рук наших спортсменов?

— Вам не хочется в это верить? Мне тоже.

— Но… — Розовский ткнул сигарой в первую полосу «Филэлефтероса». — Сам же прочитал: отпечатки на автоматах и ТТ, трое скрылись… Нет. Шесть человек не могли не оставить следов.

— Могли, — возразил Губерман. — Если они профи.

Розовский с сомнением покачал головой, скользнул рассеянным взглядом по фотографиям в «Филэлефгеросе» и неожиданно насторожился. Губерману даже показалось, что он побледнел.

— Что с вами, Борис Семенович?

Розовский не ответил. Склонившись над столом, он внимательно рассматривал один из снимков.

— Да что с вами? — повторил Губерман. — Что вы там увидели?

Розовский показал на снимок.

— Это он.

— Кто?

— Полковник Вологдин.

Губерман тоже всмотрелся в снимок.

— Вы уверены?

— Да.

Розовский перебрал остальные газеты и подтвердил:

— Он. Ни малейших сомнений!

— Вот, значит, почему он не позвонил, — заключил Губерман, — Как в том анекдоте: «Разве Рабинович умер?» — «Умер». — «То-то я и смотрю: чего это его хоронят?..»

— Заткнись, Фима, — попросил Розовский. — Я тебя умоляю: заткнись!

«Да что это с ним?» — поразился Губерман.

Розовский подошел к двери, дернул висевшую вдоль косяка узкую ковровую ленту с махровой кистью на конце, приказал возникшему на пороге турку:

— Виски. И никакого льда!

Через минуту серебряный поднос с бутылкой «Уайтхолла» и фужерами стоял на столе. Льда не было. «Смотри-ка, этот турок уже понимает по-русски!» — слегка удивился Губерман.

Розовский налил полфужера, залпом выпил и запыхтел сигарой.

— Ну, успокоились? — подождав, спросил Губерман. — А теперь объясните, что вас так взволновало?

— Ты не понимаешь, что происходит.

— А вы?

— Я тоже. И это самое страшное.

— Я понимаю только одно, — проговорил Губерман. — Кому-то наш шеф очень мешает. И этот кто-то обладает огромной властью.

Розовский никак не отреагировал на его слова. Губерман поинтересовался:

— Скажите, Борис Семенович… я не в курсе ваших заграничных дел… Какие-нибудь крупные проекты у шефа в работе есть?

— У него все проекты крупные.

— А все-таки? Что-нибудь особенное?

Розовский помолчал и словно бы нехотя ответил:

— Есть.

— Что?

— Нефть…

* * *