Их любимая злодейка

Изо всех сил ведьма пыталась взять мышцы под контроль, выбраться из принудительного оцепенения. Воспоминания о том, как ловко Верховная обвела Миалэ вокруг пальца, наполняли яростью.

«Кто убил Мхил Дракар? Ты?»

Да, Кхалэ её убила, но по их с Миалэ личной договорённости. Обе понимали, насколько опасным могло быть безумие в сочетании с безграничной магической мощью.

«Когда придёт время, ты знаешь, что делать».  

«Да, Миалэ».

Кхалэ знала, что делать, но с каждым разом выполнять свой долг становилось сложнее: спятившая Мхил Дракар была не согласна с инструкциями, которые давала советнице её вменяемая версия. Чтобы убить её, приходилось проявлять чудеса изворотливости.

В глубине души Кхалэ понимала Верховную ведьму Цетрина, её желание избавиться от угрозы такого масштаба. Мхил Дракар ненавидели, её боялись. Теряя разум, та превращалась в чудовище. Да только Кхалэ любила это чудовище, как сестру.

Мхил Дракар была злодейкой. Их с Сивером любимой злодейкой. И они собирались защищать её несмотря ни на что.

Глава 55

«Никогда не произноси своё имя вслух или мысленно. Никому не называй. Оно — твоя единственная слабость».

— Что со мной будет, если я скажу вам своё имя? Я умру?

— Вы потеряете силу. И избавитесь от проклятия.

И тут меня озарило. Впервые за наш с ведьмой продолжительный разговор я обратила внимание, что на мои вопросы не отвечают прямо. Кхалэ предупреждала, что клятву на крови при желании обойти несложно, и, пожалуй, я начинала понимать, как это делается, замечать приёмы, которые использует Верховная, чтобы говорить правду, но не всю, а только удобную.

К примеру, сейчас она ответила на первый вопрос, но не на второй — самый важный. Поэтому я его настойчиво повторила. Повторила так, чтобы не оставить ни малейшей возможности переключить моё внимание. 

— Я умру?

— Нет.

Вероятно, стоило сформулировать вопрос иначе.

— Вы меня убьёте? После того, как узнаете моё имя?

На долю секунды альбиноска запнулась. Всего на долю секунды. Но стало ясно: этот вариант она рассматривала в том числе.

— Нет смысла убивать того, кто более не представляет угрозу.

Вот! Опять! Опять она это делала — отмахивалась  общими фразами. Мне нужен был конкретный ответ. Однозначный. «Нет смысла убивать того, кто более не представляет угрозу» —  философские рассуждения, которые ничего не говорят об истинных намерениях ведьмы. 

— Вы. Меня. Убьёте?

— Я хотела, — призналась Верховная словно против воли. — Но не стану. Не вижу в этом необходимости. Да и что такое смерть? Путешествие из одного тела в другое.

Путешествие или нет, смерть меня пугала, как пугала всякого человека неизвестность, тем более та означала неизбежную потерю личности. Жертвовать собственной жизнью я была не готова, а магией — вполне. Одно дело с кровью, с болью отрекаться от того, к чему привык, чему знаешь цену, и совершенно другое — от некой абстракции, вещи, которой по сути не обладаешь. А магией я не обладала. Не помнила себя колдуньей, не знала, каково ею быть.

— Как вас зовут?

Хитрый приём. Ведьма не надеялась, что я отвечу, — она караулила мои мысли. Стоило задать вопрос, и  ответ промелькнул в голове сам собой. Д’аар. Впрочем, я на девяносто процентов была уверена, что Кхалэ солгала, назвала неверные имена. Разочарованный вдох Верховной подтвердил мои подозрения.

— Что ж, — сказала она, — попробуем по-другому. — И приложила пальцы к моим вискам. Попыталась добраться до глубинных воспоминаний. Воспоминаний Мхил Дракар.

* * *

Мхил Дракар

Я не пытаюсь держать глаза открытыми, при всём желании не могу себя контролировать, но мне и не надо: за тем, чтобы я не уснула, фанатично следят другие — вот эта старуха с угрюмыми складками в уголках рта. Бьёт меня по лицу всякий раз, когда веки, тяжёлые, налитые свинцом, опускаются и я начинаю заваливаться вперёд.

Удар. Хлёсткая пощёчина. Злые слова. Капли чужой слюны оседают на коже.

Снова я задаюсь вопросами. За что эта незнакомка — женщина, которую я впервые увидела здесь, в сырых застенках, — меня ненавидит? И сама себе отвечаю: за  дар, за моё желание быть другой, за то, что сама она другой быть не может.

Проходит ещё час, ещё немного вечности в темноте — и последние мысли растворяются в боли. Под кандалами, этими широкими массивными полосками железа, кровоточат содранные до мяса запястья. Красные отхлёстанные щёки горят. На спине не осталось живого места, но я всё равно прижимаюсь ранами к холодным шершавым плитам. И клюю носом, за что получаю очередной тычок.

— Не спать!

От удара голова откидывается назад, и затылок со всего размаха встречается со стеной. Словно колокол звенит внутри черепной коробки, но мне не больно. Уже — нет.

— Не спать!

Это испытание наихудшее, хотя, когда отец его озвучивал, оно казалось простым. По крайней мере, не таким пугающим как недавнее избиение в кабинете. Меня стегали кнутом, пока я не потеряла сознание, а до этого макали головой в воду, заставляя захлёбываться. Но я всё равно победила.

— Не спать!