– Простите. Продолжайте.
– Мне было страшно, – продолжала женщина. – Много лет. А потом, да хрен с ним, я стала слишком стара для такого. Ходить в обход далеко. И я стала снова ходить здесь. Иногда я что-то вижу или слышу. В тот раз меня как будто настроили на нужную частоту.
– А Сигге? – спросил Томми. – Кто такой Сигге? Тигр?
Женщина отбросила сигарету не затушив ее, и теперь она дымилась у стены.
– Ну, – протянула она. – Оно просто делает это, когда его должно быть видно.
– Оно?
Женщина встала с сиденья и начала снова обходить роллатор:
– Да, оно. Ты еще не понял? Здесь в горе что-то есть. Что-то древнее. Этот чертов Линдмарк, или как его там, расшевелил это, когда рыл туннель.
– И это древнее зовут Сигге?
– Похоже на то. Послушай сам и услышишь.
Женщина разблокировала колеса, подъехала к Томми и сказала:
– Не подбросишь соточку или вроде того? В память о старой дружбе.
Томми дал ей двести крон – все, что лежало в бумажнике. Она поблагодарила довольной беззубой ухмылкой и пошла к Биргер-Ярлсгатан. Через несколько метров женщина остановилась. Развернуться ей было слишком тяжело, поэтому она крикнула через плечо, так что эхо разнеслось по всему туннелю:
– Передавай привет Аните! Привет от шлюхи с финкой, тогда она поймет!
Прежде чем снова схватиться за роллатор, она похлопала по карману пальто, намекая, что сохранила свой отличительный знак.
Томми не собирался слушать или снова вступать в контакт с полем. Он наступил на все еще дымящуюся сигарету и вышел из туннеля тем же путем, что и вошел.
3
Когда Томми сел в машину и закрыл дверь, Хагге сделал нечто, чего не делал с тех пор, как был щенком: прыгнул к Томми на колени и облизал ему лицо. Дыхание Хагге все еще пахло вафлей, и Томми повернул голову, подставляя ему щеку.
– Ну что ты, – приговаривал он. – Я все еще жив. Теперь все хорошо.
Постепенно Хагге закончил с нежностями и перелез на пассажирское сиденье, где сел и посмотрел на Томми, как бы говоря:
– Так вот, – начал Томми. – Ты был прав. Что-то там есть. Но что это, я не знаю.
Томми не понимал, что увидел, но, поскольку то же самое видела и женщина, был вынужден признать, что это нечто реальное. Кажущееся безграничным зеленое поле с коротко подстриженной травой, голубое небо без солнца, ребенок и черный тигр. Было в этом что-то от
Теперь эта история казалась не просто странной, она семимильными шагами двигалась к таким понятиям, как мифология, делирий, сказка. Томми это совсем не устраивало. Он обожал рассказы, но только такие, которые были привязаны к конкретным фактам и нормальным человеческим реакциям. Испытанное им только что не было достоверным, нет, это даже едва ли можно назвать…
– Черт, это же просто
Надо бросить все это и придерживаться своей сферы деятельности, в которой ты компетентен. Доказательства и факты. Пусть и кровавые, если будет угодно действительности. У Томми была ниточка, за которую он так и не потянул. Он достал телефон и нашел номер Дон Жуана Юханссона.
Хотя шел девятый час, музыки на заднем плане слышно не было, и Хенри смиренным голосом ответил:
– Томми, как дела?
– Ничего, – ответил Томми. – А у тебя? Ты еще дома?
– Валяюсь с желудочным гриппом. Какие уж тут танцы. Но мне уже лучше.
– Рад слышать. Слушай, у меня к тебе дело. Ты же знаешь Семтекс-Янне. Я почти уверен, что он собирается помочь Экису с еще одной поставкой. Крупной поставкой.
– Он же сидит в Вэртахамнене?
– Да. Я недавно там был и говорил с ним.
– А Капельшер? Предыдущая поставка пришла туда.
– Мизерная часть груза лежала в коробке с парома, который заходит в Капельшер. Но это не то же самое, что груз пришел туда.
– Да ладно? – Несмотря на ироничный тон Хенри, Томми знал, что тот потратил много усилий на зацепку в Капельшере. Правда, с единственным результатом: конфискация алкоголя и сигарет увеличилась в четыре раза. Его голос помрачнел:
– Это была твоя наводка, может, ты помнишь.
Хенри переделал историю с найденным в машине Ханса-Оке кокаином, чтобы она больше соответствовала его имиджу. Боже мой,
– А теперь у меня такая наводка, – сказал Томми. – И на твоем месте я бы устроил за Янне хорошую слежку. Он либо уже что-то натворил, либо только собирается. Одно из двух, но что – я не знаю.