Томми слышал, что Хенри записывает, так что его наводку, вероятно, примут во внимание. С Янне общаться весело, но место ему за решеткой.
– Что-то еще, или я могу снова бежать на толчок? – спросил Хенри. – Я спешу, так что давай быстрее.
– Да. Сванте Форсберг. Который висел…
– Знаю-знаю, – перебил Хенри. – Мы пробили его. Никакой связи с Колумбией, ничего. Ты ошибся.
Томми не стал напоминать, как он помог с расследованием, сейчас не время, поэтому только сказал:
– Мне нужно знать о нем все.
– Ты что, не слышишь, что я…
Теперь пришел черед Томми перебивать:
– Я не об этом. А о том, что было
– Ты хочешь сказать, что я должен… – дальше Хенри не продолжил, а застонал от боли. Томми знал, каково ему сейчас. Стоило немалого труда сдержаться и не наложить в штаны. Хенри опустил пролог и сказал:
– И зачем мне это делать?
– Потому что я рассказал тебе о Янне. Ты знаешь людей на всех уровнях. И можешь это выяснить.
– За наводку, которая, скорее всего, бесполезна? Томми, ты можешь лучше.
– Знаю, на это уйдет время, но…
– Черт! Черт!
Разговор прервался. Томми не стал перезванивать и мешать Хенри переодеваться и менять простыни. Хоть Дон Жуан и был любимцем женщин в здоровом состоянии, когда он болел, никому не было до него дела. В отличие от Томми. Томми завел машину, опустил ручник и поехал домой, к Аните.
4
– Тебе привет от шлюхи с финкой.
– Ой, она еще жива?
– Еле ползает. Видел ее сегодня в Брункебергском туннеле.
– А ты что там делал?
Томми рассказал Аните все: от Семтекс-Янне и героического вмешательства Хагге до туннеля, поля и тигра, шлюхи с финкой и разговора с Хенри.
Они поужинали рисом и остатками курицы, которые Анита приправила шафраном и корицей. Когда Томми закончил рассказ, Анита особенно зацепилась за один момент в истории. Она тихо просвистела две ноты, и из гостиной послышался шлепок – Хагге спрыгнул с кресла и подошел к ней. Она погладила его по голове:
– Ты умный пес? Ты суперумный пес и защищаешь моего Томми?
Не спрашивая хозяина, она взяла оставшийся кусок курицы со сковородки и протянула его Хагге. Ему никогда не разрешали клянчить еду со стола, и, в отличие от Аниты, он посмотрел на Томми, желая удостовериться, что тот дает добро. Томми пожал плечами, и Хагге взял деликатес, съел его и облизал нос.
– Вообще-то, – сказал Томми, – я его так не кормлю.
– Он же спас тебе жизнь!
– Да-да. И съел вафлю в шоколаде. – Томми и сам услышал, как жалко прозвучали его попытки защитить себя.
– А теперь еще и кусочек курицы.
– Да. Лишь бы это не вошло в привычку.
Жизнь с Анитой не была бесконфликтной, и они ругались много раз. Она вдруг входила в его комнату, когда он писал, потому что ей нужно было что-то взять в шкафу, и сбивала его с мысли. Могла разбудить его посреди ночи, потому что ей приснился странный сон. Дома она более или менее взяла на себя заботу о Хагге. Когда действия Аниты раздражали или мешали Томми, он возвращался к своему кредо:
Аниту раздражало, что Томми беспокойно спит, что иногда ведет себя как невыносимый всезнайка, не оставляющий пространства для ее собственных мыслей, что по-старчески кряхтит, садясь на стул, что, вместо того, чтобы разрешить конфликт, уходит в себя и злится. И так далее.
На время болезни Томми все конфликты временно отложили в долгий ящик, многие из них там потом и остались. Они медленно привыкали друг к другу.
– Этот Сванте Форсберг, – сказала Анита. – Почему он так важен?
– В этой истории есть дыра, – ответил Томми. – Остальное более или менее стыкуется, но в этом месте нестыковка. И я этого совсем не могу понять.
– Значит, ты понимаешь то, что видел в туннеле?
– Об этом я вообще думать не хочу.
Когда Анита легла спать, а Томми дописывал статью о боксерском клубе Томаса, картина увиденного все же вернулась. Поле, ребенок, тигр.
Он никогда не имел дела ни с чем «сверхъестественным». Произошедшему в Блакеберге
Может, Томми и смог бы отогнать эти мысли, если бы не тот взгляд. Когда они обернулись и увидели его.
Постепенно Томми удалось вернуться к Леннарту, Махмуду и Томасу. Как он и думал, его собственные фотографии вышли удачно, и, учитывая название клуба, «Тодос Сантос», он собирался назвать материал «Все ангелы Риссне», если Томас не решит, что это слишком пошло.