Икс. Место последнее

Они сидели друг напротив друга в тишине и, потягивая виски, наблюдали, как горят свечи. Томми больше не решался задавать вопросы, не хотел провоцировать Аниту на вульгарность. Просидев так какое-то время, Анита поджала под себя ноги, внимательно посмотрела на Томми, а потом сказала:

– Слушай, Томми.

– Что?

– Может, нам стоит… съехаться?

Томми фыркнул:

– Ой. Такое не каждый день услышишь…

– Вообще-то я серьезный вопрос задаю.

– Да. Хорошо. Прости. – Томми сделал большой глоток виски. Эта мысль и ему приходила в голову, но теперь, когда Анита сказала это прямо, в голове стало пусто, и он лишь смог спросить:

– А как же Дядюшка Свен? И другие?

Глаза Аниты потемнели, у нее на лице появилось выражение учительницы, которая собиралась ударить глупого ученика указкой по пальцам.

– Тогда я это брошу. Естественно. А ты, блин, что думал?

Не понимая почему, Томми почувствовал, что надо выиграть время, и спросил:

– А Хагге? Ты же его не любишь.

– Я не говорила, что не люблю его. Я говорила, что иногда мне неприятно, когда он на меня смотрит.

– Как же можно любить того, кто тебе неприятен?

– Томми. А вот сейчас ты ведешь себя как трусливый кусок дерьма.

Томми сглотнул. Он и правда трусил, а поскольку привык быть смелым, это чувство выматывало его, словно он бежал внутренний марафон. Съехаться. Это, конечно, не совсем сватовство, скорее вопрос практического свойства. Разделить жизнь друг с другом.

– Я… – Томми посмотрел на потолок, на маленькую люстру, вспомнил повешенного полицейского, что, в свою очередь, подсказало ему аргумент, который мог выторговать время на раздумья. – Я… не хочу втягивать тебя в то, чем сейчас занимаюсь. Это слишком опасно. А потом… я серьезно это обдумаю.

– Но ты этого хочешь?

– Если честно… эта мысль приводит меня в содрогание.

Анита состроила гримасу, а потом сказала с некоторым надрывом:

– Красиво говорить ты умеешь.

Он что, действительно это делает? Да, действительно. С удивлением Томми обнаружил, что сползает с кресла, пока не встал перед Анитой на колени. Он взял ее руку, поцеловал и сказал:

– Анита, мой дорогой, любимый друг. Ты мне очень нравишься. Я не хочу жить без тебя. Если условием продолжения нашего общения будет совместное проживание… пусть так и будет. Наверное. Мне надо подумать. Но последнее, чего я хочу, это тебя потерять.

Анита покосилась на него и сказала:

– Вот теперь это на что-то похоже.

7

После того как Анита сменила простыни, они заползли в постель и лежали, прижавшись друг к другу, пока она не уснула. Томми положил ладонь ей на левую грудь, кончиками пальцев ощущая биение ее сердца. Слова «я тебя люблю» чуть не сорвались с его губ во время короткого монолога, но он, как никто другой, знал цену словам. Если бросаться громкими словами в ситуациях, когда в них нет необходимости, они теряют смысл. Главные слова необходимо беречь, пока они не станут самой что ни на есть правдой, а сейчас время еще не пришло.

А может, и пришло. Что Томми известно о любви? Совсем немного. Поскольку он посвятил огромную часть собственной жизни любви к себе, любовь к другим оставалась для него абстрактным понятием. Возможно, чувства к Аните – как раз то, что принято называть любовью, и, возможно, он так этого и не узнает, пока не произнесет те самые слова.

Томми приподнялся на локте, и свеча, горящая на прикроватном столике, отбросила на стену тень от его головы. Он взглянул на спину Аниты, где из шрамов и следов от ожогов складывалось бессвязное повествование о жизни, которой она когда-то жила или не-жила и о которой он знал лишь малую часть. Обращаясь к этой истерзанной спине, Томми едва слышно произнес: «Я тебя люблю». В груди затрепетало, и он прислушался к дыханию Аниты, спокойному и спящему, прежде чем осмелился снова прошептать: «Я тебя люблю».

Снова этот трепет. Посасывание в груди и животе, словно стоишь перед обрывом в горах. Впереди сногсшибательный вид, внизу угрожающая пропасть. Томми перекатился на спину и закрыл глаза. Да. Может быть. Вероятно. Почти наверняка.

Сна ни в одном глазу. Пролежав полчаса, Томми встал и натянул на себя шелковый халат Аниты. По пути на кухню включил свет в прихожей и случайно увидел себя в зеркале: перед ним предстал худший трансвестит Швеции.

Украшенный воланами халат Аниты был ему мал. Живот выпирал, раздвигая полы халата и обнажая седеющие волосы на груди. Намечающийся двойной подбородок, мешки под глазами, редкие волосы, которые давно пора подстричь. Смотрящего из зеркала человека должна переполнять благодарность за то, что такая женщина, как Анита, вообще хочет иметь с ним что-то общее.

Позади него в зеркале виднелась закрытая дверь. Томми обернулся: обычная межкомнатная дверь в обычной квартире. Примечательным было то, что трехкомнатная квартира Аниты для Томми была двухкомнатной, поскольку он никогда не был в комнате за этой дверью и понятия не имел, что там. В ответ на его вопрос Анита сказала, что комната ее, а ему туда нельзя.