Мимо проехала телега, груженная мешками. Понурой сонной лошадью управлял хмурый извозчик с острой короткой бородой. Он был одет в теплую традиционную верхнюю рубашку, запахивающуюся на груди, а на шее болтался треугольный платок в крупную полоску. Портовый извозчик будто сошел с иллюстрации в энциклопедии, посвященной истории Акато-Риору. Он глянул на Терри свысока, тот наклонил голову в формальном приветственном поклоне и решил спросить, чтобы не терять времени зря.
— Мирной ночи, почтенный! Далеко северяне на якорь встали? — его голос прозвучал неожиданно звонко и далеко, будто ветры решили подхватить этот вопрос и донести до самого дальнего уголка Морской улицы.
— Им-топуск дальше треть-хв-рот никто не даст, — неразборчиво пробурчал извозчик, не трогая поводьев. Черная лошадь с узкой белой звездой на лбу, повела ухом, прислушиваясь к людской речи, но мерного шага не сбила. Терри собирался уточнить еще, где третьи ворота, но внезапно обнаружил, что они разминулись, и телега продолжает удаляться.
— Спасибо за помощь, — вполголоса сказал Терри, провожая взглядом широкую спину в полосатой рубахе на козлах. — Вы все поразительно любезны сегодня.
Ни о каких портовых воротах, третьих или демон-разбери-каких-еще ведущему сухопутную жизнь Терри прежде слышать не доводилось, но прозвучало это знакомо. Примерно таким тоном, как убежденные в своем праве на исключительность указывали Терри на то, что кровь в его жилах течет «третьесортная». Слова не важны, когда так хорошо понимаешь, что за ними стоит. Риамен осмотрелся и торопливо зашагал дальше. Туда, где редела цепочка тусклых фонарей.
Время шло и проходило.
«Корабль северян, как он может выглядеть?» — гадал Терри, разглядывая корабли, такие разные и при этом такие схожие. Две мачты или три, дракон на носу или птичья голова, огромные глаза на бортах или цветные линии — в порту не было ни одного корабля, который мог бы указывать на то, что его собрали на северных островах. А корабельную древесину Терри отличать не умел. Тем более в темноте или при обманчивом свете фонарей.
Наконец, он окончательно замерз, охрип в бесплодных перекличках с рыбаками, снаряжавшими свои лодки и уходящими в ночной промысел. Он давно уже поглядывал на подсвеченные вывески портовых кабаков, но сперва запрещал себе даже думать о том, чтобы заходить туда. Все равно нет ни риена в кармане, ну что он может предложить кабатчикам, рассказы о запредельной жадности которых были живописнее, чем анекдоты про страсть короля к выпивке? Но зима, поднявшийся к полуночи ветер, а также сорванное горло не оставили Терри выбора.
Он снял белый плащ, вывернул подкладом наружу, воровато оглянулся и сунул его под перевернутую лодку, привязанную и накрытую пожелтевшей парусиной. Чтобы не потерять потом место, где спрятал плащ, выбил носком сапога из утоптанной обочины несколько голышей и уложил пирамидкой на стоящей тут же бочке. Удовлетворившись своей предусмотрительностью, Терри направился к заведению, которое показалось ему более дружелюбным, чем остальные. На вывеске сидел искусно вырезанный речной кот с широкой улыбкой на упитанной морде. Выбитая щепка на правом ухе и обломанный у середины хвост добавляли коту разбойничьего шарма, но не настолько, чтобы предпочесть ему харчевню, у которой роль вывески и названия играла подвешенная на аншлаг ржавая цепь.
В кабаке было темновато. На занятых столах стояли совершенно обычные старые масляные лампы, с фитилями, какие Терри видел только в детстве: длинная вереница таких ламп стояла на полке в кухне и использовалась от случая к случаю во время походов в кладовую или винный погреб. Незанятые столы были лишены и того сокровища. Что уж говорить о скатертях, которых эти неровные, изрезанные ножами столешницы на кривых ногах отродясь не видали.
Подвешенный у двери колокольчик звякнул, сообщая хозяину о новом госте. Если бы сердце ёкало с каким-то звуком, это наверняка был бы похожий короткий и неуверенный звяк, на который точно так же обернулись бы все, кто сидел в кабаке. Держась ближе к стене, Терри сделал пару шагов и опустился на лавку, застеленную узким и длинным домотканым ковриком.
— Школяр надумал в матросы податься? — сострил матрос в теплой вязаной кофте, отнимая кривую трубку ото рта.
Терри запоздало вспомнил о звезде на воротнике кителя и прикрыл ее рукой, будто бы у него внезапно зачесалась шея.
— А ты как раз помощника искал, Меркел. Возьмешь парня? — подначивал его товарищ, сидевший за тем же столом.
Терри положил руки на стол и сцепил пальцы в замок. Он не знал, как лучше: отвечать зубоскалам или молчать, пока они не забудут о его существовании. К нему подошел парень в легкой рубашке с закатанными рукавами. Когда-то рубашка была синяя, скорее всего, свадебная, но стирки давно вымыли яркую краску, а заодно обтрепали рукава и воротник, украшенные серебряной вышивкой.
— Что хотел? — неприветливо спросил парень, вытирая руки несвежим полосатым полотенцем.