Иллюзия преданности (СИ)

— Чем абсурднее повод, тем ярче симптоматика, — лениво откликнулся лекарь, на секунду отвлекаясь от лицезрения лепнины на высоком потолке.

— Вам есть что сказать по этому случаю, Риамен? — обратился Карху к Терри, когда иссякли комментарии членов Специальной комиссии.

Терри встал. Кафедры, за которую он мог бы встать, чтобы начать защищаться, здесь не было, и поэтому он чувствовал себя глупо. Вроде не положено отвечать на обвинения сидя, а вроде и стоять рядом с этим жутким креслом с кожаными ремнями неуютно.

— Для начала, я бы хотел сказать, что сожалею, — торопясь, сказал он. Будто опасаясь, что ему не позволят договорить. — Я никогда не думал, что окажусь на этом месте. На этом стуле, — он вздохнул. — Все, что привело меня сюда — череда ошибок, которые я не повторю.

Карху посмотрел на Терри тяжелым взглядом исподлобья. Настолько тяжелым, что у Терри перехватило дыхание. Он еще раз посмотрел на Верховного магистра, который даже не смотрел в сторону обвиняемого. А потом опять на Карху.

«А что, если Верховный решает не все вопросы? Одержимость — это же вопрос безопасности в первую очередь?» — холодея, подумал он.

— Ближе к сути, Риамен. Будьте уверены, что на этом кресле человек может оказаться только один раз, — сурово предупредил Карху, а Римари поднял ладонь, чтобы ему позволили высказаться.

— Вы почувствовали гнев, когда Келва запретил вам взять булку?

«Гнев, мастер Римари? — сощурился Терри. — Ни за что на свете»

Терри сдвинул пятки вместе и расправил плечи. Теперь он понял правила этой игры, и собирался играть так, чтобы выиграть.

— Нет, господин Римари.

— В таком случае почему вы напали на него с кулаками? — задал вопрос Карху, прежде чем Римари успел открыть рот.

Терри посмотрел на техника. Келва продолжал молча улыбаться, наблюдая за прениями.

— Я не нападал. На него, — раздельно, почти по-карьяновски ответил Терри. — Я предложил ему отнять булку.

— И он отнял?

— Он схватил меня за руку, — кивнул Терри. Для убедительности, показал, как схватил: чуть выше запястья.

Карху переглянулся с Арчером, а потом с оба укоризной посмотрели на техника.

— Это напугало вас? — внезапно спросил Римари. И пояснил остальным, что страх — лучший проводник для демонов. Даже лучше, чем гнев.

— Спасибо, но мы в курсе, — раздраженно откликнулась Парлас. — Просто придерживайтесь плана допроса, господин Римари. Не спешите.

— Нет, господин Римари, — повторил Терри и с удовольствием произнес то, что давно хотел сказать, глядя в наглые серо-зеленые глаза: — Я не боюсь его.

Безопасник прочистил горло.

— Как вы считаете, Риамен, кто именно развязал драку в равинтоле?

— Я без злого умысла нарушил негласные правила, господин Карху, — признал Терри. — Господин Келва объяснил мне, в чем я заблуждаюсь. Но никакой драки не было.

— А вот лгать не стоит, Риамен, — усмехнулся Римари. — Не было драки, но был красный лист.

Что самое удивительное — Келва не стал возражать. Все, что он сделал — отлепился от стены и сел рядом с наблюдателем. Шепнул ему что-то на ухо. Смуглый имперец покивал в ответ и внимательно посмотрел на Терри.

— Мастер Римари, я бы вас попросила…

— Почему ты не обжаловал его, раз драки не было? — Римари встал и всем весом навалился на стол.

Терри выдержал его пристальный взгляд.

— Господин Келва объяснил, что в Академии не хватает хлеба и я согласился, что работа в пекарне важна.

— Значит, вы работали в пекарне по собственной инициативе? — заинтересовалась Парлас. В отличие от Римари, она не забывала жестом попросить право слова, прежде чем говорить.

— Да.

Келва поднял руку. Карху вздохнул и позволил ему задать вопрос.

— Если ты работал в пекарне по своей воле, значит, станешь помогать и дальше?

— Разумеется.

Келва в ответ подмигнул и сел, широко улыбаясь. Имперец задал ему вопрос, наклонившись. Келва так же шепотом ответил, не спуская глаз с Терри.

Карху задумчиво почесал нос.

— Выходит, один красный лист признан несостоятельным. Ну что ж… раз больше нет вопросов, вы можете сесть, Риамен.

Потом разбирали ситуацию, за которую Терри получил второй красный лист. Самоволку лекарь связал с еще одним характерным признаком делирия — утратой чувства реальности. Он объяснил, что человек в измененном состоянии перестает понимать, что реально, а что нет. Магистры могли как ни в чем не бывало пойти в город, потому что считали, будто это возможно. Черный маслянистый пепел, оставшийся после некоторых подобных случаев, приходилось сметать в совочек. Хотя это были редкие случаи, но запоминающиеся. Терри опять дали слово, он снова с охотой признал, что нарушил правила, но в город его вели не эмоции, а человек в плаще смотрителя.

— Его видел не только я, но и мои однокурсники, — настаивал Терри. — У меня нет причин уходить из Академии. В городе у меня нет ни дома, ни семьи.